Жажда тебя
Шрифт:
Я слышала, как медсестры восхищались этим специалистом. Всемирно известный профессор. Так они говорили. Мастер своего дела. Светило мировой медицины.
– Позвоночник поврежден, - продолжает мужчина. – Подобные травмы необратимы. Иногда бывают ситуации, когда действительно ничего нельзя изменить.
– Это не тот случай, - чеканит ректор. – Деньги решают все.
– Боюсь, тут никто не…
Я толкаю дверь и выхожу в коридор. Отчаянно стараюсь совладать с лихорадочной дрожью, которая охватывает все мое тело.
– Захар ходил, - говорю твердо. – Он двигался очень активно. Я собственными глазами это видела. Человек с травмой позвоночника так не сумел бы.
– Адреналин творит чудеса, - вкрадчиво замечает врач. – Мне жаль, но я не могу давать ложную надежду.
– Нет, нет, - нервно мотаю головой. – Вы просто не знаете Захара. А я знаю. Он обязательно очнется. И будет ходить. Он все что угодно сможет победить.
– Я бы лишь обрадовался подобному исходу, но результаты анализов утверждают обратное. Наука вещь упертая. Здесь главное факты. К сожалению, этот юноша не сможет передвигаться как раньше, даже если очнется и придет в сознание. Увы, но ему придется забыть про полноценную жизнь.
– Хватит! – выпаливаю. – Это полная чушь. Вы ничего не соображаете. Никаким адреналином нельзя объяснить то, что сумел сделать Захар, когда нас загнали в ловушку. Он бился как зверь. С поврежденным позвоночником это невозможно. Паршивый из вас профессор.
Я говорю очень много. Гневно. Яростно. Не выбираю выражения. Не осознаю свои фразы. Слова вырываются на автомате. А после вдруг задыхаюсь, захлебываюсь слезами. Я сама не замечаю, как впадаю в истерику.
Отступаю назад и вжимаюсь спиной в дверь. Врач тянет ко мне руки, пробует успокоить. Его губы двигаются, а я не различаю фразы.
– Нет, - мотаю головой. – Захар очнется. Он вернется. Он справится. Вы просто понятия не имеете о его реальной силе. Никто бы там не выжил. Никто! А он справился.
– Кто тебя пустил? – холодно спрашивает Громов-старший и лед в его голосе заставляет протрезветь от бури эмоций.
Сперва кажется вопрос адресован мне. Но я отмечаю, мужчина смотрит совсем в другую сторону, хмуро сдвигает брови, становится еще более ожесточенным, чем обычно.
– Какого дьявола ты здесь? – рявкает ректор.
Я поворачиваюсь и вижу в коридоре абсолютно незнакомую женщину. Брюнетка. Молодая. Стройная. Она приближается к нам, и теперь я могу лучше рассмотреть лицо. Безумно красивая. Выглядит смутно знакомой, но при этом я не могу понять, где и когда могла встречать ее прежде.
– Я пришла к своему сыну, - бросает женщина, спокойно встречая тяжелый взгляд Громова-старшего. – Где он? Где мой мальчик?
Она делает еще один шаг вперед, и я вижу, что в ее карих глазах блестят слезы, а рот болезненно дергается.
– Где Захар?
До этого момента я мало думала про маму моего парня. Если мысль проскальзывала, то я представляла эффектную стервозную женщину. Холодную и расчетливую. Мне казалось, что другая бы не вышла замуж за Харитонова. Еще и сразу после гибели мужа.
А теперь я четко вижу, что ошиблась.
Она же совсем не такая. Я вообще не могу вообразить, будто эта женщина поступила подобным образом, практически моментально нашла замену супруг, который умер чудовищной смертью, ушел в мир иной, пытаясь защитить и спасти сына.
– Захар здесь, - говорю я, подавая ей руку. – Давайте я вас проведу.
– Нет! – резко бросает Громов-старший и встает между нами точно скала вырастает посреди коридора. – Ей тут не место. Охрана быстро вычистит мусор из моего университета. Эй, дежурный, живо сюда.
Цинизм ректора поражает.
Я буквально столбенею.
– Мусор? – выдаю наконец, мой голос вибрирует и срывается. – Вы издеваетесь? Да, точно, мусор нужно было вышвырнуть отсюда давным-давно, только мама Захара явно к нему не относится. А вот ваши мажоры – совсем другое дело. Все эти чертовы «Ангелы Ада». Жуткие правила. Дурацкий кодекс. Годы идут, а ничего не - Ты решила меня поучить? – цедит Громов-старший. – Проклятая девка, да из-за тебя мой внук сейчас в таком состоянии. Превратился в овощ.
Лучше бы он дал мне пощечину. Лучше бы просто ударил. Нет, избил до полусмерти. Слушать подобные вещи гораздо хуже, чем испытывать физическую боль. Мое тело заливает холод.
– Вы превратили Захара в оружие мести, - бросаю глухо. – Сами ничего сделать не сумели. А из него пытались вырастить монстра. Убийцу. Дрессировали его словно дикое животное.
– Дрянь, - рявкает ректор. – Закрой рот!
– Нет, - решительно мотаю головой. – Не дождетесь. Я больше не стану молчать. Я устала от ваших чертовых игр. Вы хотите держать все под контролем, но ничего не получается. Каждый новый план разваливается.
– Что ты…
Он резко замолкает и меняется в лице, а я различаю слабый скрип двери за спиной, но обернуться не успеваю. Массивная ладонь опускается на мое плечо, сдавливает. От этого мощного прикосновения по телу пробегает электрический ток. Разряд за разрядом. Еще и еще.
Нет, нет. Я не верю. Боюсь поверить.
– Кто? – раздается короткий вопрос.
Остатки самообладания отправляются к чертям. Слезы льются по щекам ручьями, рыдания продирают горло насквозь. Я разворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Захаром. Парень стоит прямо, чуть покачивается, но все же спокойно держится на ногах вопреки жутким прогнозам врачей. Немею от шока, содрогаюсь от нервного трепета.
– Ты плачешь, - отрывисто бросает он, видно, каждое слово дается с огромным трудом. – Кто?
Я не совсем понимаю его. Но разве это имеет значение? Плевать. Не важно. Ничего не важно. Главное – он здесь. Проснулся. Очнулся. Снова находится рядом со мной.
– Захар, - выпаливаю и обнимаю его, прижимаюсь из всех сил, но почти сразу сбавляю напор, опасаюсь навредить. – Захар.
Смотрю на парня и осознаю, что значит плакать от счастья. Задыхаться от радости. Глотать слезы в какой-то абсолютно безумной эйфории.