Жажда жить
Шрифт:
— Уберусь, если поцелуешь.
— Не поцелую. А ну-ка, дай мне купальный халат. Я позову Джулию.
— Наплевать, я успею уйти.
— Тогда Брока.
— Брок в коридоре, на стреме.
— Ах вот как?
— Да. Ну же, Грейс, поцелуй меня.
— А если поцелую, уйдешь?
— Слово чести.
— Ладно. Всего один поцелуй, и вон отсюда, но сначала верни мне халат.
— Прошу.
— Чарли!
— Ну, пожалуйста, Грейс! Я люблю тебя! Грейс!
Брок постучал, не дождавшись ответа, повернул ручку, но Чарли, видно, запер дверь на задвижку. Он снова постучал,
— Что ты сделал? — спросил Брок, но Чарли, не сказав ни слова, бросился вниз, и Брок лишь услышал, как хлопнула дверь. Грейс лежала на кровати.
— Ты все время там был?
— Клянусь тебе, Грейс…
— Убирайся отсюда, ты, трус. Я тебе ни слова больше не скажу.
До конца рождественских каникул Брок не предпринимал попыток увидеться с Чарли. На вечеринках они обменивались парой слов, но так, просто поприветствовать друг друга. Затем, уже по возвращении в Лоренсвилл, Брок получил письмо от матери, в котором она, между прочим, с энтузиазмом сообщала, что Грейс пригласила Чарли на чаепитие по случаю Дня Вашингтона, которое школа мисс Холбрук устраивает в приходском доме церкви Святого Павла. Из этого следовало, пытался убедить себя Брок, что Чарли не такой уж мерзавец. Но из этого не следовало, что он не видел Грейс лежащей голой у себя на кровати. И что бы из этого следовало или не следовало, Грейс больше не посылала ему своих глупых еженедельных писем.
В разговоре с мужем миссис Колдуэлл заметила, что Чарли Джей староват для Грейс, он принадлежит к другой возрастной категории, но все равно не будет ничего дурного, если он проводит ее домой из танцевальной школы и с других вечеринок, на которые они оба получили приглашения. Она также позволила Грейс принять предложение Чарли быть его гостьей на бейсбольном матче между командами Мерсербурга и Академии Форт-Пенна, а также на празднике весны в Академии.
— Мне не хочется держать ее взаперти, как держали меня в ее возрасте, — пояснила Эмили Колдуэлл.
— Да, времена меняются, — согласился Уильям Колдуэлл. — А Чарли хороший мальчик. Трудолюбивый, на ферме хорошо работает. Не филон.
— Брок тоже не филон, Уилл, если ты это имеешь в виду, только сказать боишься. Просто он не такой, как другие. Мне кажется, у него поэтический характер.
— Может быть, очень может быть, только у него не хватает характера справиться со своим характером. О, у него все будет хорошо. Я не жалуюсь. Но, говоря о поэтическом характере Брока, стоит отметить, что он даже не играет на пианино, а Чарли играет! И с карандашом он тоже, знаешь ли, не дружит, а Чарли рисует для школьной газеты.
— Ну ладно, что-то заговорились мы с тобой. Я-то боялась, тебе не нравится, что Чарли и Грейс так часто встречаются, оттого и затеяла этот разговор. А оказывается, я напрасно волновалась. Что ж, одной заботой меньше.
— Да, дорогая.
— А эти, не знаю уж, как и сказать, — романы? Не берусь утверждать, что дело действительно доходит до романа, может, просто, детская влюбленность, как ни назови. Но эта… э-э… дружба! Дружба! Если вдруг не появится какая-то опора, она попросту рассеивается как дым и молодые люди забывают друг друга.
— Смотрю, это ты, а не я нервничаешь,
— Да нет, просто мысли вслух.
Одной такой дружбе был положен конец трезвомыслящей женщиной, которая хорошо понимала собственного сына, потому что некогда ей пришлось понять его отца. Джесси Джей не была религиозна, но разряд молнии, убившей мужа и отца ее маленького ребенка, заставил задуматься. Она не верила в разгневанного Бога-мстителя, но разряд-то был, и жертвой его стал именно тот участник пикника, который его больше всех заслуживал, — ибо отец Чарли был большим бабником. Джесси Джей постоянно получала на этот счет анонимки, да, собственно, и без них все знала.
К тому времени, когда Чарли вышел из детского возраста, большинство из тех, кто знал его отца, казалось, забыли о том, что это был далеко не самый светлый человек, и помнили лишь о его необычной смерти. Но не было в Форт-Пенне ни одного ребенка, за которым наблюдали так строго и пристально, как за Чарли, а отношения между семьями Джеев и Колдуэллов были так важны для Джесси, что при одной только мысли о возможном их нарушении ей становилось дурно.
Наутро после Дня весны Джесси приготовила Чарли завтрак.
— Не уходи из дома, нам надо поговорить, — сказала она. — Я пойду наверх, убирать постели, а ты подожди меня здесь.
— А что, Вилломены сегодня не будет? — спросил Чарли.
— Не будет.
Когда она вернулась на кухню, сын рисовал фигуры легкоатлетов. Джесси уселась напротив него и сложила руки на груди.
— Оставь это. Мне нужно, чтобы ты меня внимательно выслушал.
— А в чем дело, мам?
— Только не ври. Мне нужна правда, только правда, и ничего, кроме правды, да поможет тебе Бог.
— Но я же ничего не сделал. А ты прямо как судья или не знаю кто там говоришь.
— Что у тебя было с Грейс Колдуэлл? Ага, покраснел!
— Я не понимаю, о чем ты, мам. Честное слово, не понимаю.
Грейс дала ему сильную пощечину. Чарли вскочил на ноги.
— Сказала же, не ври мне, ты, грязная, неблагодарная свинья! Что у тебя было с Грейс Колдуэлл?
— Повторяю, не понимаю, о чем ты.
— Сядь. Если ты сейчас уйдешь, я буду считать, что ты умер, и, попомни мои слова, в этот дом ты больше никогда не войдешь. Ну а теперь говори правду. Да, кстати: Вилломены не будет не только сегодня, но и вообще. Я все знаю про тебя и эту шлюшку. Она уехала из города и больше не вернется. Я заплатила ей за билет и дала еще двадцать долларов, а ее родители, они-то приличные цветные, устроили ей хорошую взбучку, и ты больше ее не увидишь, по крайней мере в нашем городе.
— Это она все начала.
— Мне наплевать, кто начал, да и вообще наплевать на эту историю. Я с ней покончила. А теперь мне надо знать, что у тебя было с Грейс Колдуэлл, и еще раз повторю, не ври мне. У вас были отношения?
— Что значит отношения?
— Выходит, были!
— Но ты же так и не сказала, что ты имеешь в виду.
— Ты спал с ней? Отвечай! Отвечай, мерзавец!
— Да. Один раз.
— Один раз? Где? Когда? Как это произошло?
— Ты задаешь слишком много вопросов. — Чарли даже заплакал. — Я не могу ответить на все разом.