Жажду утоли огнем

Серегин Михаил Георгиевич

– Откуда она взялась? – крикнул кто-то. – Утка подсадная.

– Я сама под статьей! – заорала я, пытаясь кричать погромче, чтобы меня слышали все. – Меня Кузин сегодня в карцер посадил… Решайте! Здесь сидеть – сгорим! В ворота ломиться – постреляют на колючке! Одна дорога – в лес! Там можно пройти…

– В лес – это уголовное правонарушение, которое будет квалифицировано как побег, – возразил Профессор. – Мне, например, всего два года осталось, зачем мне еще пятерик на себя вешать…

Гул голосов после его реплики прозвучал очень одобрительно…

– Кто это? – спросила я Гирю, спрыгнувшего с радиаторов. – Он не похож на уголовника…

– Политический, – буркнул тот. – Он к власти рвался… Повесили на него в свое время ограбление сберкассы, вот и попал к нам в зону… Теперь здесь права качать пробует…

– Нужно послать к Кузину кого-нибудь, – продолжал Профессор. – Пообещать, что ни один из нас шага в сторону не сделает, когда из ворот выйдет… Пусть везут в другую зону… Кто пойдет? Может, ты, Гиря?

Тот усмехнулся.

– Нет уж, спасибо! Я под пули лезть вовсе не хочу…

Гиря пошарил глазами по толпе вокруг себя…

– Вот! – воскликнул он. – Дохляк пойдет… Его они не тронут – свой все-таки…

Толпа вновь прогудела одобрительно.

Охранник, который все время стоял возле меня, понял, что сопротивляться воле большинства бессмысленно. Он только глянул на автомат и сказал с надеждой в голосе:

– Я без оружия не пойду. Меня сразу – под трибунал, за потерю личного оружия. Меня Кузин своими руками расстреляет.

– Ладно, – сказал Гиря. – Пойдешь с оружием…

Он отобрал у меня автомат, отстегнул магазин, сунул в карман телогрейки и только после этого протянул разряженный автомат охраннику.

– На свое оружие, – сказал он при этом. – Объяснишь Кузину, что мы требуем… Нет, скажи – просим нас эвакуировать отсюда куда угодно. Обещаем не разбегаться и вести себя как примерные мальчики – тихо и скромно… Если в нас не станут стрелять…

– Это бесполезно, – перебила я его. – Я же говорила тебе – Кузин расстреляет каждого, кто попытается выйти из лагеря. Он нам братскую могилу здесь устроил… Осталось закопать только…

– Ты же видишь, – не верят тебе, – ответил мне Гиря. – Пусть убедятся…

Я не поняла его фразы. Он, видимо, очень хорошо знал этого подлеца Кузина, знал, чего от того можно ждать… Знал лучше меня…

Я хлопнула туберкулезного охранника по плечу и уверенным тоном сказала:

– Раз решил – иди! Помни только, о чем я тебя предупредила… Держись поближе к лесу. И если начнется пальба – ныряй в елки…

– Давай, Дохляк, двигай! – крикнул Профессор. – Мы тут поджаримся скоро…

– Ну, прощай, – сказал мне охранник. – Спасибо тебе…

– За что? – не поняла я.

– Так… Просто – спасибо, – вздохнул он. – Не знаю, как и зовут тебя…

– Ольгой меня зовут, – ответила я. – Может быть, встретимся еще!

– Вряд ли. – Он снова вздохнул и сказал: – Пора мне…

Потом помолчал секунду и добавил:

– Если вспоминать будешь про меня… Петром меня зовут.

Он закинул автомат за спину и выбрался на открытое пространство. Пятьдесят пять пар глаз напряженно смотрели ему в спину.

Петр не бежал к воротам, он шел медленно, словно нехотя…

– Не торопится, сучонок! – сказал кто-то над самым моим ухом.

Я оглянулась. Профессор стоял у меня за спиной и смотрел прямо мне в глаза сквозь свои толстые очки. Взгляд у него был очень умный и очень настороженный. Как у лидера меньшинства в Госдуме…

– Что? – спросила я. – Ты мне дыру в затылке протрешь.

– Если тебя Кузин послал, чтобы в ловушку нас заманить, – сказал Профессор тихо и угрожающе, – я тебя своими руками разорву на части…

Я невольно посмотрела на его руки. Он заметил мой взгляд и усмехнулся. Кулаки у него были, конечно, не такие огромные, как у Гири, но мне показалось, что ему не составит труда осуществить свою угрозу… Пожалуй, без оружия я с ним не справлюсь. Никакие спецприемы мне против него не помогут, да и владею я ими не столь виртуозно, как звезды Голливуда…

– Вы сами рветесь в ловушку, – ответила я и отвернулась…

– Крыша горит! – раздался истошный крик кого-то из зэков.

Толпа заволновалась, но все продолжали смотреть, как охранник идет к воротам. Ему осталось буквально несколько метров…

– У нас остались минуты, – сказала я Гире. – Больше ждать нельзя. Если здание загорится, мы отсюда уже не выберемся…

– Подожди! – крикнул в ответ Гиря.

Он по-прежнему не сводил своих глаз с сутулой спины Петра.

Петр подошел к лагерным воротам. Створки их были прикрыты и замотаны с наружной стороны проволокой, а не заперты на замок.

Петр что-то крикнул другим охранникам, стоящим метрах в двадцати от ворот. Те не ответили и не шелохнулись. Они так же, как и заключенные, смотрели на фигуру одинокого человека, торчащую возле ворот… Петр крикнул еще раз и вновь не получил ответа…

Он просунул руки сквозь колючку и начал разматывать проволоку.

– Что он возится, урод! – прошипел за моей спиной Профессор.

Наконец Петр отмотал проволоку от створок ворот и отбросил ее в сторону. Он взялся за одну створку, слегка приподнял ее, чтобы нижний край не задевал за землю, и отвел в сторону.

В ту же секунду прозвучала автоматная очередь. Петр зашатался, отпустил ворота и повернулся лицом к бараку, к нам… Я не видела его лица, но и без того знала, что на нем написаны недоумение и обида. И еще, пожалуй, – покорность судьбе…

Петр сделал шаг назад, споткнулся обо что-то и упал спиной на воротную створку. По ей он сполз вниз не до конца, а, зацепившись за острые концы колючей проволоки, повис на ней, слегка склонившись вперед и уронив голову на грудь…

– Кто хочет еще попробовать? – крикнул Гиря. – Может, ты? Или ты?