Желаем счастья в личной жизни
Шрифт:
Маринка выпустила рукав пальто и шлепнулась на диван.
— Н-надеюсь, что н-нет.
— Я тоже очень надеюсь, — многозначительно сказал Антонио.
От полноты чувств Маринка закрыла лицо руками. План, с такой виртуозной тщательностью разработанный Галиной, чуть было не оказался на грани провала.
3
В центре Вовиной комнаты стоял стол, на столе лежала книга. Нет, не так — Книга. Она была единственной в комнате, с заботливо заклеенной обложкой и пожелтевшими страницами. С первого взгляда бросалось в глаза, что книгу читали
— Скучно, — наконец зевнул он. — Когда Шпатель придет?
Парень с тусклыми глазами и выбитым передним зубом повернулся к нему от окна и пожал плечами.
— Мы тут уже целый час торчим, — жалобно протянул рыжий. — А ни его, ни ребят пока не видно.
— Давай кинцо посмотрим.
Рыжий замотал головой:
— Да у него же только «Крестный отец» и есть. И книжка тоже… — Он небрежно оттолкнул от себя Книгу. — Надоело.
У беззубого отвисла челюсть, но сказать что-либо он не успел. Хлопнула входная дверь, и квартиру заполнил громовой голос Вовы.
Тридцать лет жизни Вовы Лопаткина прошли под знаком покоя и безмятежности. Немного неспокойными были школьные годы, когда наивные учителя пытались заставить Вову учиться, но после получения аттестата зрелости Вову никто не беспокоил. Который год он числился студентом горечанского техникума и, как рассказывала его любящая мама, вот-вот должен был его окончить. Сам Вова меньше всего думал об учебе. С пятнадцати лет зачитывался «Крестным отцом» Марио Пьюзо и мечтал о великих свершениях.
Естественно, в гангстерском стиле.
Квартира Вовы хранила немало реликтов советского прошлого, чем сильно Вову огорчала. Ему хотелось белоснежную виллу с видом на море и апельсиновые деревья, а приходилось мириться с югославской стенкой, хрустальной люстрой и видом на детскую площадку, разломанную Вовиными дружками. Ему хотелось перестрелок и противостояний с настоящими врагами, а на самом деле Вову боялись лишь старушки у подъезда да мамаши с маленькими детьми. Он был готов стать горечанским доном Корлеоне, а имел репутацию мелкого пакостника и бездельника. Все это не могло не сказаться на его нраве, в последнее время Вова часто бывал не в духе.
— Чё делаете? — буркнул он неприветливо, открывая дверь в комнату. — Чё новенького?
Толян (рыжий) оторвал голову от Книги, Серый (с выбитым зубом) положил на место видеокассету с надписью «Первая серия».
— Тебя ждем. — Толян бережно закрыл Книгу. От его пренебрежительного отношения не осталось и следа. Все знали: хочешь понравиться Вове — полюби «Крестного отца».
Вова бухнулся на диван. Трое пришедших с ним так и застыли в дверном проеме.
Они, Толян, Серый и отсутствующий по болезни Вадик, составляли гвардию верных единомышленников и друзей Вовы, а по-простому — кодлу.
Все они, как и Вова, нигде не учились и не работали. Исключение составлял рыжий Толян, которого бесчеловечные родители пристроили в строительную бригаду и заставляли каждый день ходить на работу. Но так как Толян прогуливал по-черному, он надеялся, что его вскоре из бригады выпрут
Вова ни на секунду не забывал о великом. Кодла верила Вове и знала, что недалек тот радостный день, когда к нему на поклон будут приходить со всего Горечанска…
Радостный день оказался ближе, чем он думал.
Поначалу знаменательных событий ничто не предвещало. Как обычно, кодла собралась у Вовы смотреть в сотый раз «Крестного отца», обсуждать свои подвиги и наслаждаться кулинарными талантами Лилии Васильевны, Вовиной мамы. На этот раз она расстаралась и приготовила фирменную кулебяку с мясом, от ароматов которой у кодлы головы шли кругом. Они сидели за Вовиной спиной и украдкой облизывались, предвкушая пиршество.
Настроение кодлы было Вове не в новинку. Только из-за жратвы сюда и таскаются каждый вечер, думал он с омерзением, следя за превращениями Майкла Корлеоне. Когда же это кончится? Под «этим» он подразумевал тусклую жизнь местного хулигана без всякой надежды на блистательную карьеру мафиози. Неужели никогда ему не стать серьезным человеком, который одной рукой защищает, а другой получает мзду за доброту? Неужели никогда просители не будут толпиться у дверей его кабине… тьфу, комнаты. Неужели…
— Вова! — позвала Лилия Васильевна из коридора.
Кодла заметно оживилась.
Вова выглянул в коридор. Лилия Васильевна стояла у входной двери, руки ее были пусты, без малейшего намека на кулебяку.
— К тебе пришли, — торжественно объявила она и шагнула в сторону.
В коридоре стояла ослепительно прекрасная блондинка с заплаканными глазами.
Через пару минут блондинка была устроена на диване напротив Вовиного кресла. Кодла растеклась по широкому подоконнику и вовсю таращила глаза. Вова, как и подобает серьезному человеку, сидел. Его терзало жгучее любопытство, но блондинка не спешила, а задавать вопросы Вова считал недостойным. Он созерцал хитросплетение пестрых узоров на ковре над ухом нежданной гостьи и думал о том, что ковер давно пора снять. А то все впечатление портит. Или, по крайней мере, оружие на него повесить. Кажется, у Толяна был газовый пистолет. Можно одолжить…
Блондинка кашлянула, Вова очнулся.
— Я пришла к вам, Владимир Сергеевич… — пробормотала она, комкая в руках носовой платочек, — потому что мне больше не к кому пойти.
Она подняла голову, и под умоляющим взглядом больших голубых глаз Вова почувствовал, как кровь забурлила в жилах. Наконец!
Его признали. Оценили.
Однако спешить не стоило. Для начала нужно было показать, что истинному величию свойственна небывалая скромность.
— Не догоняю я чё-то, — буркнул Вова. — Я тут при чем?
Губы блондинки задрожали.
— Вы — моя последняя надежда, Владимир Сергеевич! Все знают, кто вы и что можете.
Кто-то справа от Вовы ахнул. То ли Толян, то ли Серый. Вова позволил себе улыбнуться. Он продолжил игру в скромность:
— Гнать вот тока не надо. Кто знает?
— В-все, — всхлипнула блондинка на грани истерики и вдруг затараторила: — Я не знала, что делать, это такой ужас, а мне подружка сказала, иди к Владимиру Сергеевичу, говорит, он такой человек, он никого в беде не оставит…