Желания
Шрифт:
— Но это же не единственная вилла, построенная на берегу моря. Другие дома тоже стоят. Даже здесь, на мысе, в глубине сада…
— Нет, — сказал Корнелл. — Я хорошо знаю историю этого района. До приезда Ван Браака эта площадка была совершенно голой. Голой и унылой. Здесь был только старый маяк. Строиться начали уже после капитана. Впрочем, «Светозарная» это не дом. Для него это был корабль. Или порт. — Он указал на картину над камином. — Замечательный человек. Молчаливый, невозможный. Одно из самых красивых моих разочарований. Я ничего не смог из него вытянуть.
И, как обычно, Корнелл раскурил трубку и погрузился в свои мысли.
Тренди поднял глаза на картину над камином и всмотрелся в нее. Может, все дело было в свете свечей, но гигантский спрут этим вечером выглядел ужасающе живым. Высунувшиеся из пучины щупальца, казалось, с удесятеренной силой вцепились в корабельную мачту и тянули ее в бездну. Вернулась Рут. Не говоря ни слова, она поставила на стол поднос с бокалами. Догадалась ли она, о ком только что говорили они с Корнеллом? Наступило длительное молчание, во время которого слышен был лишь рокот волн. Действительно, здесь поневоле будешь думать только о море. Высоко в окнах, в маленьких, не закрытых ставнями форточках блестела луна, порой заслоняемая бегущими по небу облаками. Сырой воздух просачивался через неплотно закрытую дверь; и эта тайная, тревожная ночная жизнь могла бы длиться без конца, если бы в тот момент, когда Рут собралась наполнить бокалы, в холле внезапно не появилась растерянная и трагически прекрасная Анна Лувуа.
Тренди узнал посетительницу, приезжавшую к Рут почти каждый день. Она руководила агентством по сдаче и продаже вилл. Жила одна, верная неизвестной любви, и не покидала эти места, даже когда дела шли из рук вон плохо. Этим вечером она выглядела обычной провинциалкой, потрясенной каким-то событием. Оправившись от удивления, поскольку никто не слышал, ни как Анна приехала, ни даже как постучала в дверь, Корнелл поспешил к ней и поприветствовал со свойственной ему необыкновенной почтительностью. «Да так сюда сбегутся все жители побережья, — подумал Тренди, — а я-то считал его опустевшим на время мертвого сезона. Это уже не просто маленький клан, не друзья, а прямо какое-то тайное сообщество». Тренди почувствовал, что окончательно запутался в сгинувших городах, капризах и странных привязанностях. Что-то удерживало здесь всех этих людей, что-то, оставшееся в прошлом, какая-то драма или некая угроза: достаточно взглянуть на смятение вновь прибывшей и необычайное беспокойство, вдруг охватившее Рут.
Впервые Тренди захотелось уйти. Рут бросилась к подруге, и обе женщины встретились напротив входа, у статуи тритонов. Анна, опустив глаза, вытерла слезу. Рут смотрела на нее, уже догадываясь, что за новость, и не желая ее слышать. Взяв Анну за руки, она бессвязно забормотала:
— Анна, ты, в этот час… откуда ты, у тебя безумный вид… буря, я знаю… но ты плачешь…
Корнелл, словно извиняясь, погладил ее распушенные волосы. Рыдающая Анна смогла произнести лишь несколько слов. Затем, не обращая внимания на Корнелла и Тренди, она прошла в гостиную и упала в кресло.
Рут постояла неподвижно, закрыв глаза и вцепившись руками в статую. Затем, опомнившись, схватила подсвечник, зажгла свечи и также прошла в гостиную. Она была мертвенно-бледна. Анна наблюдала за ней со странным выражением усталости и удовлетворения, словно она только что переложила на ее плечи какое-то горе. Тогда Рут повернулась к ней спиной, собралась с силами и, тоже позабыв о присутствии Тренди, повторила слова Анны:
— Малколм, Командор… Только что снова открыли «Дезираду». Командор вернулся.
Глава 6
Каждый раз, думая об этом ужасном вечере, пытаясь понять, что же тогда произошло, Тренди натыкался на одно и то же препятствие: он мог представить себе только лицо Юдит и с трудом Анну Лувуа. И никак не мог вспомнить в точности, что сказала Рут. В сущности, это было первое упоминание о Командоре. Впоследствии, уже по уши увязнув в этой истории, смирившись с тем, что ему изменяет память, а воображение постоянно его подводит, в особенности в том, что касается любви, Тренди понял, что именно в тот вечер он впервые прикоснулся к тайне.
Тренди с самого начала был покорен красотой Анны Лувуа, очень отличавшейся от Рут. Двигалась она легко, словно не обращая внимания на окружающие ее предметы и земное притяжение. Можно было подумать, она питается лишь туманами и мечтами. Непромокаемый плащ она сбросила на ручку кресла, и он отметил ее стройную фигуру в английском костюме темно-красного, почти фиолетового цвета. На плечи ниспадали черные вьющиеся пряди, кое-где смягченные белыми нитями. Анна выпила немного вишневой настойки и привела в порядок волосы. Она понемногу приходила в себя. Рут, отвернувшись к камину, помешивала угли, но слишком медленно, слишком нарочито. И вдруг в ярости швырнула кочергу на пол и повернулась:
— Откуда ты это знаешь, Анна? Кто тебе сказал?
— Месье Леонар. Он получил распоряжение открыть виллу. Слуги приедут послезавтра.
— Значит, все начнется сначала, — еле выговорила Рут. У нее перехватило горло. Она взяла щипцы и сунула их в пылающие угли. — Мы были слишком самоуверенными, — отчетливо произнесла она.
До этого момента она говорила так, словно Тренди здесь не было. Собственно, в некотором роде так и было. Он видел только одну Анну, ее длинные ноги, густые рассыпавшиеся волосы, встревоженное лицо, полуоткрытые губы. Едва заметные морщинки на лице делали ее еще более соблазнительной. И, наконец, глаза: черные, огромные, уставившиеся в огонь. При таком освещении круги под глазами казались еще глубже, и это наводило на мысль, что ночами она грезит о безумствах, на которые у нее никогда не хватало смелости наяву.
Рут присела рядом с Корнеллом. Казалось, к ней вернулось спокойствие, напряжение выдавали только руки, стискивавшие бокал. И тут она вспомнила о Тренди.
— Простите меня, — проговорила она. — Когда-нибудь все равно пришлось бы вам рассказать…
И тут Тренди захотелось попрощаться со всеми, даже с не замечавшей его Анной Лувуа, и уехать. Вопреки любопытству, он был готов бежать от этих людей и их непонятных трагедий. Но времени на это уже не осталось. Словно уловив какой-то невидимый сигнал, в дверях появилась Юдит. Мгновение спустя она уже обнимала Анну.
Присев перед креслом Анны и непринужденно кивнув остальным — во всяком случае, так понял этот жест Тренди, — Юдит завладела ее руками.
— Ну-ка, Анна… Расскажи, зачем приехала. Ты явилась вечером, нежданно, в самую бурю…
Анна покачала головой и оттолкнула Юдит. На ее глаза вновь навернулись слезы.
— Командор, — произнесла Рут. — Он возвращается.
Юдит побледнела. Она оставила Анну и уселась на край каминной плиты. Наступило тягостное молчание. Снаружи продолжала бушевать буря. Старательность, с которой Рут выравнивала на подносе бокалы, выдавала всю степень ее отчаяния. Корнелл с трубкой в руках уставился пустым взглядом на портрет Ван Браака. Каждый из них погрузился в размышления, но не было ни малейшего сомнения: их волновали одни и те же призраки прошлого; и это молчание могло бы тянуться бесконечно, если бы его не нарушила Юдит. Внезапно она пнула подставку для дров и заявила: