Железная Империя
Шрифт:
— Ты такая вкусная…
Лора, пылая от смущения, кусала губы. Обманывать себя она уже не могла; это не его — это руки Виро удерживали ее, это ее жесткие пальчики крепко удерживали ее бедра, это ее губи целовали, и ее язык щекотал ее клитор, вызывая то острое, то мягкое удовольствие, наполняющее живот приятной тяжестью.
— Не надо, прошу, не надо, — шептала Лора, пытаясь отнять ладони, обнимающие ее за бедра.
Умелый язык Виро несколько раз лизнул ее, то нащупывая чувствительное место, то чуть погружаясь внутрь, в сжавшееся лоно, и Лора ощутила удовольствие, которое даже
От этого нарастающего удовольствия она бессовестно развела ноги и прогнулась, раскрываясь навстречу Виро, как цветок.
— Хорошая моя, — хрипло пробормотала Виро, и их пальцы их рук, которые до того боролись, отталкивая друг друга, любовно переплелись.
Жесткие пальцы Виро раздвинули мягкие складки, уверенно погрузились в узкое лоно Лоры, и та застонала, нетерпеливо двигаясь на них, словно желая, чтобы они проникали глубже и толкались в ее теле сильнее. На ее коже выступил тонкий, едва заметный пот, бедра напряглись, словно отсрочивая накатывающее на девушку удовольствие.
Прижимаясь губами к мокрому разгоряченному телу, лаская подругу языком, впервые пробуя ее на вкус, Виро сама постанывала, сгорая от страсти. Вторая ее рука скользнула меж ее же бедер, девушка, лаская себя, жадно вылизывала стонущую Лору.
Наслаждение пришло скоро, — от движений ли пальцев внутри ее тела, или от настойчивых прикосновений языка Виро, наполняющих подрагивающее тело Лоры острым удовольствием.
Оно заставило Лору протяжно и долго застонать, замерев на несколько секунд, пока не затихла пульсация внутри ее тела, пока не кончился сумасшедший вихрь перед глазами и не схлынула горячая волна.
Виро была рядом.
Она обнимала вздрагивающую Лору и целовала ее горячие губы, жадно хватающие воздух. От губ Виро пахло ею, ее, Лоры, запахом — нежным ореховым ароматом.
— Я люблю тебя, — прошептала Виро. — Люблю.
Глава 36. Малакор
Ева долго не могла успокоиться, и к ней пришлось приглашать врачей. Только после хорошей дозы успокоительного она замолкла и заснула, обняв мирно сопящую Энию.
Вейдер сидел рядом, в изголовье, чуть касаясь волос императрицы, как в ту давнюю ночь, ночь рождения их дочери.
Вот это как — быть уязвимым… вот как…
Эта женщина, Алария, которую он не брал в расчет, почти достигла своей цели. От одной мысли о том, что ее оружие могло искалечить Еву и унести жизнь Энии, приводила Вейдера в ярость, и он ощущал, как гнев обжигает кипятком его легкие, не давая вздохнуть.
За свою уязвимость приходится платить. За возможность любить — тоже. И как же это невыносимо и нестерпимо больно! Почти так же, как купание в лаве, и куда более страшно.
Ева уснула; Вейдер осторожно встал, и, стараясь производить как можно меньше шума, вышел прочь из спальни. Ему хотелось еще немного побыть с Евой и Энией, словно охраняя их, как сокровища, посмотреть на них, ощутить их близость, но его ожидали — Триумвират собирался на Совет, несмотря на поздний час. И желание все разузнать до мельчайших деталей и найти выход, решение всех проблем, чтобы скомкать все опасности в железном кулаке, пересилило щемящую нежность к спящим.
Свое уязвимое пятно надо прикрыть…
Хуже всего было то, что Алария посмела озвучить потаенные, сокровенные мысли, и без нее рождающиеся время от времени на периферии сознания Вейдера, и он хмурил брови, шагая к кабинету, где дожидались его София, Дайтер, внезапно ставший союзником, и Фрес.
Фрес…
Прикасаясь к его мыслям, Вейдер раз за разом нащупывал там уязвимое пятно самого Инквизитора. Его одержимость Софией — как странно, что Инквизитор так легко поддался чувствам и позволил им настолько полно овладеть им. Нет, все грязные намеки Аларии относительно Евы и Фреса были невозможны; Ева любила Вейдера, и для Фреса не существовало ни единой женщины, кроме Софии, но…
Но все же Фрес был опасен. Что, если он пожелает власти? Он сможет расправиться и с Евой, и с Энией не колеблясь. С Люком ему придется повозиться, это верно, и еще непонятно, кто кого победит в той схватке, но…
Нет, не думать об этом. Пока — не думать.
У дверей кабинета Вейдера встретил Люк и молча открыл перед Императором двери. Сам, собственноручно. Вейдер не видел постов, расставленных по дворцу, но, казалось, физически ощущал их незримое присутствие вокруг себя. Люк расставил их четко, абсолютно верно, как пешки в выигрышной партии, словно опутав дворец сетью, в которой мог увязнуть любой, замысливший недоброе, и теперь, мельком глянув на сына, Вейдер испытал некоторое подобие благодарности Инквизитору.
Да, за Люка.
За его собранность, сухую четкость и слаженность всех служб, подчиненных ему. Люка словно до сих пор не отпустило ощущение идеального абсолюта, он упрямо цеплялся за воспоминания кристальной ясности ума и действовал быстро и точно.
"Вот еще неприятная новость", — подумал Вейдер отчасти зло. Абсолюты, козырной туз в рукаве Инквизитора, неожиданность, способность, о которой никто не знал и даже не подозревал. В любой момент он может усилить себя, всего лишь создав связь с Люком… или с Леей…
Не думать об этом, не думать. Пока — не думать.
В полутьме кабинета Инквизитор, сидящий в кресле, словно нарочно отодвигался в тень, прятал иссеченное лицо. Время от времени он с неудовольствием прикасался к кровоподтеку в уголке рта и морщился — скорее, от досады, чем от боли. В его ладони был зажат маленький белый платок, изрядно уже попачканный кровью и пылью, которые он отер со своего лица. Платок, вероятно, принадлежал Софии — ее силуэт тоже тонул во мраке комнаты, она неторопливо ходила вдоль стены, безмолвная и опасная, как глубоководная рыба.
Да, опасная. Вейдер ощутил эту опасность, исходящую от союзников, и лишь покачал головой. Очень опасны. Оба. И вдвоем — особенно.
Люк зашел следом за отцом и прикрыл двери за собой. Думал ли он о том же, о чем и Вейдер? Кто знает. Молодой человек тщательно укрывал свои мысли от ситхов, и на его лице не отражалось ни единой эмоции. Но одну опасность он все же не мог отрицать — Дайтер, которого Инквизитор усадил напротив себя, на обычное место Софии. Он мог выкинуть все, что угодно, и начальнику охраны стоило проявить больше бдительности.