Железная леди
Шрифт:
Ирен?! Сомнительной репутации? Мой судорожный вздох отозвался эхом в дуновении ветерка из окна, пузырившего цветастые занавески. Руки – одна в перчатке, другая без нее – сами собой яростно сжались в кулаки.
Рассказчик, конечно, был тем самым доктором, в чьей квартире мы с Годфри теперь рылись к нашему общему стыду и моему собственному быстро тающему раскаянию. Как я узнала из его записей, благодаря недавней женитьбе личного «безоблачного счастья и чисто семейных интересов… было достаточно, чтобы поглотить все мое внимание». На это мне нечего было возразить.
Затем однажды ночью, примерно в марте прошлого года, сообщал далее тот же самый доктор, когда он возвращался после визита к пациенту, его путь как раз проходил через Бейкер-стрит. События можно было изложить в виде современной версии «Фауста» или, возможно, «Доктора Джекила и мистера Хайда»: обычный врач чувствует, что его снова затягивает в сети гениального злодея. Он понимает, что уже входит в ту самую дверь, и сразу вспоминает обстоятельства своего ухаживания за женщиной, которая теперь составила его семейное счастье. Но представившийся случай также напоминает ему и о «мрачных событиях» того дела, когда встретилась любящая пара. Вскоре доктора «охватило острое желание» снова увидеть своего прежнего соседа и выяснить, «чем теперь занят его замечательный ум».
И там, в своей прежней квартире, он действительно находит того господина, который «вновь принялся за работу. Он стряхнул с себя навеянные наркотиками туманные грезы и бился над какой-то новой загадкой».
Шум за спиной заставил меня виновато дернуться, отчего нога соскочила со сбившегося коврика и раздался глухой стук. Однако, какой странный порожек… гибкий. Годфри, хмурясь, торопливо выскочил из кабинета доктора:
– Ничего интересного, только обычные медицинские инструменты и приспособления. Ты разобралась с этими бумагами, Нелл?
– Нет! – вскрикнула я, бросая листки обратно в общую стопку, словно ненужную колоду карт. – Ой!
– Что такое?
Беспокойство заставило адвоката подойти еще ближе, а я хотела во что бы то ни стало помешать ему увидеть возмутительные бумаги, лежащие передо мной.
– Ничего, Годфри, ничего, – произнесла я, неуклюже приподнимаясь. Мне никогда не удавалось убедительно врать. – Просто… я наткнулась ногой на какой-то неприятный предмет под письменным столом.
– Да? – По крайней мере, теперь Годфри уставился на ковровое покрытие и уже не мог прочесть: «И все же для него существовала одна женщина…»
Я перевернула листки и прижала их «Анатомией» Грея.
– Ничего страшного, Годфри, честно, просто какая-то домашняя утварь, на которую я наступила.
– Почему ты уселась за стол, Нелл? – Он наклонился, чтобы осмотреть пространство под ним.
– Я… почувствовала слабость.
– Но окно открыто. Здесь вполне достаточно свежего воздуха.
– Просто… я не привыкла участвовать в преступных деяниях.
– Вряд ли мы совершаем такое уж преступление, Нелл. – Голос Годфри звучал приглушенно, потому что он залез под письменный стол. – Да, здесь что-то есть… тяжелое. Встань с другой стороны стола, и я его протолкну к тебе. Так будет проще.
Я заняла указанное место. Бумаги были в безопасности, прикрытые книгой.
– Не стоит создавать беспорядок в офисе, Годфри. Доктор Уотсон может заметить.
– Да какая разница, – буркнул он раздраженным тоном, оставив без внимания мое предостережение. – Вот! – Он крякнул, и нечто длинное и тяжелое перекатилось из-под письменного стола к носкам моих ботинок.
– Ну? – Годфри с покрасневшим лицом показался над поверхностью стола.
Я посмотрела вниз.
Если бы в легких хватило воздуха, я бы закричала. Но я просто застыла, будто превратившись в камень под взглядом Медузы.
Годфри поднялся и обошел вокруг стола:
– Нелл?..
У меня не было слов и не было воздуха, чтобы их произнести.
Адвокат тоже посмотрел вниз.
Затем нагнулся, осторожно подхватил коврик за уголки и с его помощью аккуратно отодвинул пятифутовую кобру от моих ног.
– Думаю, она мертва, Нелл.
– Думаешь? – Я снова начала дышать.
– Вернее, надеюсь и молю Бога. Она ни разу не шевельнулась, если не считать моих манипуляций.
– Как обнадеживающе.
– Но мертва она не так давно, – заметил он, – потому что тело все еще поразительно гибкое.
– Годфри! Пожалуйста, оставь подобные откровения при себе.
– Она могла бы быть близнецом той, которую Ирен застрелила на Монмартре.
– Хорошо. Тогда давай ее называть той, которую я затоптала насмерть в Паддингтоне.
– Я хочу сказать, что вряд ли это совпадение: две мертвые азиатские кобры одинакового вида в Париже и в Лондоне.
– Конечно, это не просто совпадение. Это ужас!
Он склонился над длинным телом, лежащим на коврике:
– Голова почти отделена. По-моему, у нее сломана шея.
– Разве можно сказать, что у змеи есть шея?
– Конечно. Змея – это сплошная шея.
– Ясно. Годфри…
– Да, Нелл?
– Кажется, я уронила перчатку под стол. Не мог бы ты?..
– Я не горю желанием что-либо там искать и наткнуться на еще одну кобру.
– Пожалуйста.
Он вздохнул, вернулся к противоположной стороне стола и исчез под ним.
Через несколько мгновений Годфри вынырнул над поверхностью, размахивая перчаткой, как белым флагом.
– Змеиного гнезда нет, – радостно сообщил он.
Я рассмотрела пятнистое тело. Оно слишком явно совпадало с описанием доктора Совера азиатской кобры, которую Ирен застрелила на Монмартре: примерно пять футов в длину, толщиной с ножку стола; пестрый рисунок пятен, сужающихся к хвосту, который по размерам равнялся всему телу маленького Оскара. Только развращенный ум мог найти красоту в этих смертельно опасных, похожих на свернутый кнут, изгибах.
– Возможно, доктор Уотсон собирался заполнить ее опилками и сделать чучело, как любит Сара Бернар, – предположила я.