Железная звезда
Шрифт:
— Верно,— согласился Филлипс.
— Но кто умеет веселиться, тот горя не боится. Верно подмечено? — Фрэнсис кивнул в сторону женщин.— По крайней мере, даже в варварском краю нашел себе я утешение, балуясь с этими вот португалками...
— Португалками?
— А кто ж они по-твоему, если не португалки? Кто держит побережье Индии, как не Португалия? Ну, смотри, здесь два типа людей — смуглокожие и другие, белотелые — полновластные хозяева, возлежащие в этих купальнях. Ежели они не хиндустанцы — а я так мыслю, что нет,— значит, они, само собой, португальцы.— Он рассмеялся, притянул женщин
Женщины захихикали, но не ответили.
— Нет,— сказал Филлипс. — Это Индия, но не та Индия, которая тебе известна. А эти женщины не португалки.
— Не португалки,— озадаченно повторил Уиллоби и потрепал себя за бороду.— Вынужден признать, мне поначалу они тоже показались довольно странными для португалок. Я не слыхал из их уст ни одного слова по-поргугальски. Довольно странно и то, что они бегают в этих купальнях нагие, как Адам и Ева, да еще и дозволяют мне щупать их женщин, что, Господь свидетель, в их краю неслыханно. Но я подумал, что это ведь Индия и они решили здесь жить по-иному...
— Нет. Я тебе говорю, этот народ не португальцы и даже не из числа любого европейского народа, тебе известного.
— Прошу, пожалуйста! А кто ж они такие?
«А вот теперь следует действовать тактично. И осторожно».
— Не будет таким уж преувеличением считать их некими духами... а то и демонами. Или же чародеями, выколдовавшими нас оттуда, где нам надлежит быть.— Он помолчал, подыскивая такие понятия, чтобы Уиллоби мог хоть примерно осознать размах мистерии, в которую их втянули. Затем глубоко вздохнул.— Они перенесли нас не только через моря, но и через годы. И тебя и меня закинуло далеко-далеко в грядущие дни.
Фрэнсис Уиллоби окинул его недоуменным взглядом.
— В грядущие дни? В еще не наступившую годину, что ли? Как так, не понимаю!
— А ты попробуй. Приятель, нас смыло за борт, и теперь мы оба в одной шлюпке. И для того чтоб мы могли помочь друг другу, тебе необходимо уяснить...
Мотая головой, англичанин пробормотал:
— Увы, друг мой, я нахожу твои слова полнейшим вздором. Сегодня есть сегодня, завтра будет завтра. И как же может человек шагнуть из одного в другое, чтоб завтра превратилось вдруг в сегодня?
— Понятия не имею,— ответил Филлипс.
На лице Уиллоби отчетливо читалась внутренняя борьба. Но вряд ли он осознавал хоть смутно, хоть в самых общих чертах то, к чему его подводил Чарльз.
— Зато я знаю вот что... Твое столетие и все, что в нем было, исчезло, прошло. Как и мое, хоть я и родился на четыреста лет позже тебя, во времена второй Елизаветы.
Уиллоби презрительно хмыкнул:
— Четыреста...
— Ты должен мне поверить!
— Не-е!
— Это правда. Твоя эпоха — для меня уже история. А моя и твоя — история для них... Древнейшая история. Они называют нас «гости», но мы здесь пленники.— Филлипс вдруг понял, что весь дрожит от возбуждения, пытаясь втолковать все это Уиллоби. Он сознавал, насколько дико, должно быть, все это звучит для англичанина Елизаветинской эпохи. Ему и самому стало казаться, что он несет полную чушь.—
— Окстись, приятель! Ты бредишь!
Филлипс помотал головой. Он вьггянул руку и сильно сжал запястье пирата.
— Клянусь тебе! Послушай!
Женщины пристально за ним наблюдали, шушукались, прикрывая рты руками, и похохатывали.
— Спроси у них! Пусть ответят, какое на дворе столетие! Думаешь, шестнадцатое? Спроси у них!
— Побойся бога! Какое может быть столетье, коль не шестнадцатое!
— Они тебе ответят: пятидесятое!
Рыжебородый посмотрел на Чарльза с сожалением.
— Приятель, ох, приятель, как же тебя угораздило тронуться умом! Пятидесятое, гляди! — Он рассмеялся.— Дружище, а теперь меня послушай. Есть лишь одна Елизавета, жива-здорова и сейчас на троне в Вестминстере. А это — Индия. Год одна тысяча пятьсот девяносто первый от Рождества Христова. Так что давай, приятель, уведем корабль у этих португальцев, вернемся в Англию, ну а оттуда ты, даст бог, отправишься в свою Америку...
— Но Англии здесь нет.
— Э-э, сказать такое и не быть безумцем?
— Известные нам города, народы — все исчезли. Эти люди живут как волшебники, Фрэнсис.— «Бессмысленно что-то утаивать».— Они колдовством вызывают города из далекого прошлого, возводя их то тут, то там ради своей утехи, а потом, когда они им наскучат, разрушают их и начинают все сызнова. Здесь нет Англии. Европа безлюдна, безлика, пуста. Знаешь, какие здесь есть города? Лишь пять на весь мир. Египетская Александрия. Тимбукту в Африке. Нью-Чикаго в Америке. Величественный город в Китае... И этот город, так называемый Мохенджо-Даро, который гораздо древнее и Греции, и Рима, и Вавилона.
На что Уиллоби спокойно произнес:
— Совсем ты забрехался. Сначала говоришь, что мы в далеком завтра, потом, что мы обосновались в каком-то городе давно минувших лет.
— Всего лишь чары! — в отчаянии произнес Чарльз.— Подобие древнего города, которое эти люди сотворили, чтобы развлечься. И мы с тобой здесь тоже — ты и я,— чтоб развлечь их. Просто развлечь.
— Твой разум явно помутился.
— Тогда пойдем со мной. Поговоришь с людьми у общего бассейна. Спросишь у них, какой нынче год. Спросишь про Англию. Спросишь, как ты здесь очутился.— Филлипс снова схватил Фрэнсиса за запястье.— Мы должны стать союзниками. Если мы будем действовать сообща, то, возможно, узнаем, как отсюда выбраться и...
— Оставь меня, приятель.
— Прошу...
— Оставь меня! — заорал пират, отдергивая руку. Его глаза пылали гневом. Встав во весь рост, он, казалось, в гневе ищет оружие. Женщины, съежившись, отпрянули подальше, но в то же время упоенно взирали на вышедшего из себя детину.— Вон! Убирайся в свой Бедлам! Оставь меня, безумец! Оставь меня!
Расстроенный Филлипс несколько часов одиноко бродил по пыльным немощенным улочкам Мохенджо-Даро. Неудача с Уиллоби подкосила его, повергла в уныние. Чарльз надеялся, что плечом к плечу с пиратом они прижмут этих туристов, но оказалось, что совершенно невозможно донести до Уиллоби простую истину о том, какая участь их постигла.