Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика
Шрифт:
Вот, значит, как. Призраки таскают с собой лопаты. Чтобы копать себе могилы?
Осторожно потрогала отполированную рукоятку: мокрая и холодная. Значит, лопата все же побывала под ночным дождем. Мог ли шутник Эмиль нацепить балахон и разыграть меня? Нет, тень была намного ниже его ростом. И куда, спрашивается, Эмиль дел свою голову?
Надо поговорить с госпожой Шварц. Она хорошо знает местные легенды. Может, слышала что-то и о безголовом привидении, которое развлекается тем, что бродит по ночам по замку и пугает
Все больше недоумевая, я решила отправиться в садик и немного посидеть на скамье среди акаций. Ноги у меня были как ватные. Отдохну, потом пойду искать камердинера.
В садике пели птицы, пахло мокрой травой и розами. Я шла по тропинке, горько вздыхая, потом отвела рукой большую ветку и чуть не уткнулась в спину сидящего на скамье мужчины.
Короткие темные волосы, широкие плечи, черный сюртук. Фон Морунген локтями опирался на колени, голова его была понурена, как у человека, погруженного я тяжкие раздумья. Когда он услышал шорох, повернулся и поднялся. Я тоскливо глянула через плечо — нет, сбегать поздно. Да и не нужно. Что я, заяц — нырять в кусты?
— Госпожа Вайс, — хмуро сказал Железный Полковник. — Удачно, что вы пришли сюда. Давайте поговорим. Я хочу извиниться.
Однако при этом он так насупился, словно собирался устроить разнос.
Под глазами у фон Морунгена были темные круги, на подбородке щетина. Но одет он был безукоризненно. И от него не несло перегаром. Я уловила знакомый аромат гвоздики и лимона. И он не выглядел как человек, терзаемый раскаянием. Сердит, огорчен — не более.
Я враждебно молчала, но уходить не спешила.
— Не желаете со мной разговаривать? — его голос едва заметно дрогнул. Я внутренне порадовалась, когда уловила эти признаки смущения.
— Отчего же, говорите, — сказала я неприязненно.
— Я напугал вас вчера.
— Не то слово.
— И вел себя неподобающим образом.
— Совершенно неподобающим.
— Представляю, что вы подумали.
— Ничего хорошего. Я думала, что вы… хотите… — мой голос охрип, я прокашлялась, вспомнила слова камердинера и мужественно закончила: — Хотели поступить со мной, как пьяный солдат с неуступчивой маркитанткой.
— Что вы несете? — фон Морунген дернулся, как от пощечины. Лицо его стало изумленным и обиженным. Он кивнул на дорожку вглубь садика:
— Давайте пройдемся.
— Не уверена, что для меня безопасно гулять с вами наедине.
— Майя! — разъярился он. — Я ничего бы с вами не сделал. И никогда не сделаю. Слово офицера. Вы все неправильно поняли.
— Ну конечно! Неправильно поняла. Еще скажите, я сама виновата, что вы начали… начали… трогать меня и… вести себя, как пьяный медведь.
— Я просто надел на вас это чертово ожерелье. Да, мне хотелось дотронуться до вас. Ничего удивительного. Вы красивая девушка. Полная жизни. У вас очень нежная кожа… с веснушками. Как капли меда. И пахнете вы медом. Как я признался вам, ваше общество мне приятно. Оно меня согревает. Вчера я просто… несколько преступил границы. Но дальше я бы не зашел, уверяю вас. Я считаю вас другом. Мне очень жаль, что я отпугнул вас … излишней дружелюбностью.
Он проговорил это медленно, холодно, почти с ненавистью, глаза его твердо смотрели в мои. Я всей кожей почувствовала, как ему муторно. Да что там — нам обоим было очень неловко. Я видела, что барон говорил искренне. Но при этом он подбирал какие-то неправильные слова.
Веснушки! Пахну медом! Разве говорят такое девушке, которую считают другом? Любая смутится и насторожится, услышав подобные комплименты!
… однако со стыдом я отметила, что меня тронуло его признание. И было приятно, что он видит во мне красивую девушку, а не просто инструмент собственного благополучия.
И внезапно поверилось, что барона не стоило опасаться вчера и не нужно опасаться впредь.
Нет, он не был безобидным человеком, но в одном отношении я могу быть спокойна. Нежеланные ухаживания с его стороны мне, пожалуй, не грозят.
— Следующий раз, — холодно сказала я, — вам нужно поинтересоваться, приятны ли вашему предполагаемому другу ваши прикосновения. И еще вам не следует пить. Дурная привычка.
Полковник дернул плечом.
— Я не был пьян, — ответил он коротко.
— Тем хуже.
В ответ он промолчал, а когда заговорил снова, его голос стал хриплым и звучала в нем досада, которую он пытался спрятать за ворчливым тоном.
— Обычно я позволяю себе лишь пару бокалов вина. Вчера принял чуть больше. Хотелось забыться. Иногда находит, знаете ли.
Он немного прошел вперед, и я увидела, как напряжены его плечи, а пальцы на сцепленных за спиной руках сжимались и нервно двигались. Железный Полковник был в смятении.
Вчера мне следовало сразу же уйти из библиотеки, как только я застала там его одного. И сейчас мне следовало холодно попрощаться и уйти, собрать вещи и уехать. Но эта прямая спина, эти нервные пальцы, и выражение в его глазах — обычно колючих, но теперь потухших и усталых — почему-то сильно меня задели.
Я обогнала его и положила ладонь ему на плечо.
— Август, — сказала я шепотом. — Что случилось? Что вас так встревожило? Из-за этого вы вчера и сегодня сам не свой?
Он мигом ощетинился и дернул плечом, сбрасывая мою руку.
— Ничего не случилось. Не берите в голову, Майя. Хоть у меня в груди бьется железное сердце, я человек, и у меня тоже бывают приступы хандры.
Наверное, ему было противно и неприятно казаться передо мной размазней, подверженной человеческим слабостям. Но я не отставала: уперлась ладонью в его грудь, заставляя остановиться и посмотреть на себя.