Железный мустанг
Шрифт:
— Ничего подобного, — возразил юноша. — Он настолько богат, что у него хватит средств на счетах Ашландского банка, чтобы расплатиться со всеми. А деньги за скот он кладет прямо в банк в Абилине. Тот платит больший процент.
— Кто это тебе сказал? — поинтересовался И. В. — Какая-нибудь крошка?
— Повар.
— Святой Иисус! Человек, который ворует столько муки, бекона и бобов, не может быть не в курсе.
Юноша откусил кусочек плитки табака и усмехнулся.
— Он состоял в «Трипл С» десять лет. Он-то знает, что происходит в округе.
— А ты давно состоишь в «Трипл С»? — спросил его Слокум.
— С апреля.
— А чем ты занимался до этого?
— Работал дома на ферме.
— А где твой дом?
— За Ашландом. Мой старик, сестра, брат и я выращиваем бобы и сахарную свеклу.
— А как ты попал в пастухи? — спросил Ханикатт. Юноша сосредоточенно прожевал табак, вытер тыльной стороной
грязной перчатки небольшую коричневую струйку, сбегавшую по его
подбородку, и уныло ответил:
— Старик отдал концы. Мы успели вспахать и засеять поле, и я решил, что, пока появятся первые всходы, неплохо было бы заработать немного лишних денег, чтобы к урожаю в октябре нанять несколько дополнительных рук.
— Хорошая мысль, Вэйд, — одобрительно сказал Слокум.
Он заметил, что юноша горделиво выпрямился и расправил плечи, польщенный комплиментом. Слокум вдруг почувствовал себя очень старым и измученным. «Таким же был я сам, — думал Слокум, — только занятие у меня было другое». В пылу юношеской горячности он натянул на себя серый мундир и отправился защищать идеалы Конфедерации.
Четыре года войны, четыре кровавых, беспорядочных, грохочущих года отступлений по заваленным трупами дорогам к полному поражению. А послевоенные годы, где они? Сколько он сменил профессий? Сколько раз бывали неприятности с законом? Пьянки, потасовки, продажные женщины, светлые дни, темные ночи и скитания от Чиапас до канадской границы, от Калифорнии до Кентукки. Все было — и плохое, и хорошее, порой приходилось нелегко, а иногда бывало совсем невмоготу. Друзья, враги, смех, облегчение, боль — всего не перечислишь. Годы утекли в одно мгновение.
Он смотрел на юношу со смешанным чувством восхищения и зависти. Он никогда не был таким, как этот мальчик: молодым, неопытным, целомудренным, с нежной кожей, не употреблявшим ничего крепче той коричневой бурды, которую повар именовал кофе.
— Я хотел спросить тебя, Вэйд, — произнес Слокум. — Нескромный вопрос. Прости мою назойливость, но скажи мне честно: сколько тебе все-таки лет?
— Шесть — двадцать, — огрызнулся юноша.
— Это больше похоже на расписание поездов, чем на возраст, — вставил И. В., посмеиваясь.
— Двадцать? — переспросил Слокум.
—Угу.
— Когда ты получишь деньги, ты вернешься на ферму? — поинтересовался Ханикатт.
— Вообще-то я собирался так сделать, но теперь не знаю. — Юноша потрепал по шее своего коня. — Перегонять скот гораздо интереснее. Побывать в Абилине с его деревянными улицами, женщинами и все такое прочее. Согласитесь, что это не самый худший способ зарабатывать на жизнь.
— Конечно не самый, — вспылил Слокум, — особенно для тех, у кого рыбьи мозги в голове!
— Я…
— Послушай доброго совета, сынок. Забирай деньги и возвращайся домой. Выращивай бобы, пока не станешь богатым, как Сирлз. Женись на самой красивой девушке в округе, роди себе шесть здоровеньких ребятишек и, когда тебе стукнет семьдесят, собери их вместе с внуками и расскажи, как в молодости ты гонял скот в Абилин.
Юноша пожевал, сплюнул и снова начал жевать.
— Если вам это занятие не по душе, почему же вы им занимаетесь?
— Когда у человека пусто в кармане, ему выбирать не приходится, — заметил И. В.
— Аминь, — отозвался Слокум.
Грозовая туча, нависшая над горизонтом, увеличилась вдвое. Ветер гнал ее прямо на них, задевая за высокие пики гор.
— Скверная погода и скверное виски, — продолжал рассуждать И. В., — вместе составляют самое мерзкое сочетание. Одно донимает снаружи, другое изнутри. Существует только один выход из этого положения.
— Я не спрашиваю какой, потому что ты все равно нам расскажешь, — сухо произнес Ханикатт.
— Натяните шляпу до колен и блюйте, пока все не выйдет.
— Ради бога, замолчи, — не выдержал Слокум. — Давайте поторопимся. Посмотрим, как нам удастся пережить этот ливень.
Жирные капли, похожие на кусочки расплавленного свинца, настигли их у самого дома. Дождь барабанил по шляпе, хлестал по бокам лошадей. Амбар и конюшня выглядели пустыми и заброшенными в ночной темноте. Дверь в кораль была распахнута и висела на одной петле. Двухэтажный дом был погружен в темноту.
— Никого нет, — с тревогой в голосе произнес Ханикатт, подъезжая ближе.
— Пусто, как в барабане, — подтвердил Слокум.
— Ну-ну, нечего задирать хвосты раньше времени, — сказал И. В. — Возможно, Сирлз уехал в город.
— Будем надеяться, — ответил юноша.
И. В. одним жестом унял их нарастающую тревогу.
— Ерунда, не стоит волноваться.
— Сейчас выясним, — процедил Слокум.
Ашланд был полон огней и веселья, хотя ставни окон во многих домах были тщательно прикрыты в ожидании скорой грозы. Все четверо спешились, потянулись, разминая затекшие члены, привязали коней, ослабили подпруги и остановились перед дверьми салуна Дикенсона. Его посетителей, видимо, мало беспокоила приближающаяся буря, во всяком случае не настолько, чтобы помешать их веселью. Звенели бокалы, смех сливался с нестройным гулом голосов а пианист наигрывал модный куплетик:
Она была дочкой министра
С манерами как у княжны.
Не отличала воду от виски
И голую правду от лжи
Давайте выпьем, — предложил Ханикатт. — Мне надо наполнить свою флягу.
— Чуть погодя, — сказал Слокум. — Сперва давайте разделимся и поищем Сирлза. Встретимся на этом самом месте через десять минут.
— Говорят, когда он в городе, то останавливается вон там, — сказал юноша, указывая вдоль по улице. — «Кловер Хаус».
В разговор вмешался какой-то длинный разиня. Во рту у него торчала кривая сигара, на рубашке не хватало половины пуговиц, и от него за версту несло запахом пшеничного виски.