Железный прапор
Шрифт:
Медведь ехал в свой первый очередной отпуск после года службы в «Витязе». Это был тяжелый год. Наверное, один из самых тяжелых его годов в армии. Да что там! Так тяжело ему было только на своем первом году службы. Что тогда, что сейчас, он был новобранцем, правда, теперь уже попробовавшим, что такое фунт солдатского лиха. Провоевавший без малого четыре года, терявший друзей, сам выживший дважды лишь благодаря другу, награжденный не единожды, он был все же новобранцем. Медведь постигал тяжелейшую науку – науку войны…
Тогда, в госпитале, Медведь, уже не понимавший себя без армии и еще не знавший, что скажут эскулапы, безоговорочно принял предложение командира ОСН «Витязь». Батя… Провидец он был, что ли?..
И пошла учеба… С матюгами. До кровавых мозолей…
«Витязь».
Отряд специального назначения Министерства обороны СССР. Звучит гордо! Звучит…
Не простая это была наука. Ох, не простая! Наука войны…
И Медведь, знавший про то уже немало, отслуживший в бригаде спецназа ВДВ на офицерской должности, теперь постигал эту науку с другой, неизвестной ему пока еще стороны…
И как же страстно он желал получить Берет.
Краповый Берет, берет цвета крови…
Эти парни, которые служили в Отряде и были краповыми, и были настоящей элитой. Той самой «белой косточкой», без страха и упрека. Они просто шли и делали свое дело…
И Медведь начал с самого начала. Хотя нет. То «самое начало», которое занимало у новобранцев три с лишним месяца, Игорь прикончил за две недели. А потом началась настоящая учеба – учеба выживания. Только тогда Медведь и понял, как, в общем-то, мало он знал. Это было настоящее искусство.
Было очень тяжело. А ему вдвойне – совсем недавно искалеченное бедро частенько реагировало на эту учебу резкой, острой болью, а потом накатывала такая слабость, что ни руками, ни ногами не двинуть. Медведь только скрежетал зубами и удваивал нагрузки. А еще иногда после отбоя он забирался в самый дальний уголок каптерки, благо каптенармус оказался своим парнем, и с остервенением мял и плющил исполосованные шрамами четырех операций мышцы, не замечая катящихся градом слез…
Правда, был один человек, который с какой-то братской теплотой относился к Игорю… Кобра. Резо Габелия. Старшина-«сверчок». Его самый первый учитель. Теперь Резо был другим, с затаившейся в глазах грустью. Повидал, видно, многое за три года в Отряде…
И Игорь получил свой Берет. За четыре месяца прошел восьмимесячный курс, чем удивил не только сослуживцев, но и самого Батю. И с достоинством занял место «замка» РДГ старлея Князева. Или просто Шаха…
И потекла служба…
А через год Медведь отправился в свой первый очередной отпуск. …Игорь, как всегда, никого не предупредив, свалился, словно снег на голову.
Он позвонил в родную дверь всего один раз и прикрыл пальцем глазок, хотя это-то уже было лишним – так звонить умел только он. Из всего многоголосого разнообразия звонков из-под его пальца всегда вылетал один-единственный, настойчиво-требовательный, категоричный «Дзинь!!!».
Дверь распахнулась почти сразу, и на пороге появилась Лена.
Растрепанная, только-только из душа, в невесомом халатике, она растерянно хлопала своими зелеными глазищами, ничего не понимая:
– Ты?
– Не, не я – это моя субстанция, а я сейчас в Монте-Карло!
– А я, дура, испугалась!
– Чего?!
– Что это с твоей службы приехали, что ты…
– Не каркай! – Игорь сграбастал по-медвежьи жену в охапку и нежно поцеловал в пухлые губы. – Ворона ты моя!
Лена, настоящая степная, таврическая хохлушка, носила копну роскошных иссиня-черных вьющихся волос, спускавшихся до самой… До кобуры, короче говоря. И даже ниже… Она была удивительно похожа на цыганку, да еще и гадать умела на кофейной гуще как настоящая ворожея. Медведь и называл ее любя «моя домашняя ведьмочка».
– Домой-то впустишь? Или пойти покурить на лавочке внизу, пока выйдет кто?
– Дурак, да? – Она отклонилась назад, опершись возмущенно своими кулачками в могучую грудь Игоря. – Отпусти! И иди давай в ванную – от тебя несет, как от лешего. Где только тебя носило?!
– Где носило – там теперь нет! – Медведь улыбался во все тридцать два.
Опустив жену на пол из своих объятий, он смачно шлепнул ее по пухлому заду.
– Солдафон! – делано-возмущенно произнесла Лена. – И замашки у тебя казарменные! Ну-ка марш мыться! И не мешать, пока не позову – мне мужа с дороги накормить надо, а я еще не готова! Ясно?!
– Так точно! – рявкнул Игорь.
Так безоговорочно Медведь подчинялся только двоим людям – ей и Бате.
Видно было, что его не ждали. Вернее, ждали, конечно, но не теперь. Да оно и понятно. Полтора месяца назад Лена приезжала к Игорю на службу, с тем чтобы вернуться в Одессу вместе – его очередной намечался на середину июня. Но, как это бывало частенько в его жизни и после, в дверь гостиничного номера постучался посыльный и вытащил Медведя из теплой жениной постели сообщением, что группа Шаха срочно отбывает по приказу Бати. Сборы были, как всегда, короткими. Как и прощание. Игорь жил по принципу: «Прощаться нужно, как до завтра, а встречаться, как будто не виделись сто лет»… …А Ленка уехала из Москвы в одиночестве. Уехала ждать. И молить Бога, чтобы ее сумасшедший Медвежонок поскорее вернулся и по возможности не во «внеочередной» отпуск, а в нормальный, человеческий, пусть и меньший. И никто, даже сам Господь Бог не мог сказать, сколько продлится эта командировка и в каком состоянии вернется Игорь. Лене оставалось лишь надеяться на лучшее да делить свои переживания с самой близкой подругой – подушкой. Ибо место и род службы Медведя были за семью печатями для всех. Даже в семье старались поменьше говорить об этом… …Игорь не узнавал свой дом. Оставалось только молча удивляться, как эта простая деревенская девушка сумела все здесь изменить за год. Эта трехкомнатная квартира, в которой Игорь если и не родился, то уж точно вырос, в которой жили его родители, преобразилась неузнаваемо. Конечно же, старики всегда с нетерпением ждали домой своего сумасбродного сына, особенно из армии, но теперь… Где только не висели его фотокарточки! Одного, с Леной, с друзьями-«однополчанами»… И идеальный, почти армейский порядок, что никогда не было свойственно его матери. Короче, зная домочадцев, можно было точно сказать, кто в доме хозяин, вернее, хозяйка.
«Чудеса творятся или я сплю?» – думал Медведь, заглядывая в каждую дверь.
– Что происходит в этом доме, Лен?
– В этом доме ждут своего вояку.
– А казарменный порядок тут при чем?
– А чтобы адаптация к гражданке проходила безболезненно, не отвлекая внимания на разбросанные вещи и незастеленные кровати, – есть дела и поважнее этого.
– Психолог х-х… Кхм-кхм-мм-ы!
– А вот выражевываться запрещено! – Она повернулась к Игорю, оставив в покое плиту, на которой уже что-то шипело, шкварчало и побулькивало.
– Не буду больше.
– И не будь! Там, на службе, я знаю, вы говорите на двух языках: уставной и мат. А дома, будь добр, дорогой мой муженек, говорить по-русски. Да и вообще! Перед тобой кто, солдат или молодая красивая девушка?
– «Или»! – Лена опять оказалась в медвежьих объятиях.
– Фу-у! Леший! Вонючка! – Она притворно отбивалась от Игоря. – Команда была мыться, а то у меня сгорит вся стряпня. Все! Банный день!
– Есть! – приложил Игорь руку к несуществующему козырьку и четко, словно на плацу, выполнил команду «кругом!» – «левая пятка, правый носок»…