Железный Совет (другой перевод)
Шрифт:
– Консул? – переспросила Мадлена, и когда Иуда объяснил ей, что Спиральный Джейкобс – тешский посол, Курдин засмеялся. Не самым приятным смехом.
– Так, стало быть, твой тешанин знает, что делать? – Курдин неуклюже проковылял к нему на своих четырех ногах. – Ты умрешь, Иуда. – Голос его был полон искренней печали. – Если ты прав, то тебя ждет смерть. Удачи.
Пожав всем руки, Курдин зашаркал прочь. Мадлена пошла с ним.
Глава 29
Несмотря на зиму, неожиданно стало тепло. Выражение «не по сезону» ничего не объясняло: в оттепели было что-то сверхъестественное, город как будто грелся изнутри. Температура на улицах сравнялась с температурой живого тела. Отряд скитался вместе с Торо.
Две ночи они бродили по улицам следом за Ори, который останавливался у каждой исписанной стены и подолгу вглядывался в рисунки. И каждый раз, когда им не удавалось отыскать Джейкобса, Курабин впадал в животное отчаяние. Иногда Торо проводил пальцем по спирали Джейкобса, находил какие-то знаки, кивал, опускал голову и исчезал на сколько-то минут, но каждый раз возвращался и тряс головой: «Нет, ни следа».
Однажды он просто не нашел старика; в другой раз нашел, но далеко, на самом севере города, где тот в тишине и покое Плитнякового холма оставлял свои каракули, нисколько не пугаясь Ори, как и раньше. Остальные просто не успели бы добраться туда. Ори следовал за Джейкобсом по всему городу, но, пока старик не вернулся в Собачье болото, для остальных он был недоступен, а Ори ничего не мог с ним поделать в одиночку.
Каждый день завершался мыслью о том, что человек, вознамерившийся уничтожить их город, разгуливает на свободе и до него даже не дотянуться. Они пытались обезопасить хотя бы улицы Коллектива. С берега реки они наблюдали бой между двумя враждебными поездами: милиционеры и коллективисты стреляли друг в друга через окна вагонов, двигавшихся параллельно по Правой линии.
Прилетели и улетели дирижабли, сбросив горы листовок.
«Люди так называемого Коллектива, – гласили они, – правительство мэра Триести не станет мириться с массовыми убийствами и бойней, развязанными в Нью-Кробюзоне по вашей милости. После возмутительного случая с башней Барачного села все граждане, не желающие покинуть Коллектив, считаются соучастниками презренных махинаций ваших комитетов. Приближайтесь к милиции с пустыми, поднятыми вверх руками, громко объявляя, что сдаетесь…» И так далее.
Настала третья ночь. На улицы высыпали сотни коллективистов, представители всех рас – последняя волна мобилизации. Повсюду творилась безобидная магия: фокусники доставали из рукавов лоскутки света, цветомаги посылали ввысь стаи птиц, сделанных из сияния. Повстанцы устроили ночной карнавал, как это уже было однажды.
То и дело прибегали люди с сообщениями о внезапном прорыве милиции, начиналась паника, потом выяснялось, что это лишь слух, ничего серьезного. Все пили и закусывали дрянной едой, которую удалось раздобыть в Коллективе или пронести через милицейский кордон. Настроение царило новогоднее. Звучали тосты за Иуду, Торо, Каттера и других, когда те проходили мимо под слабо светившими газовыми фонарями, поднимались кружки с самогоном и пивом за здравие Коллектива.
Курабин стонал – тихо, но отчетливо.
– Что-то происходит, – ни к кому не обращаясь, сказал Каттер.
Они миновали Борную развилку, где стоял клин домов старинной постройки, а в пересохших фонтанах военные сироты играли в пристенок и привязывали гильзы к хвосту шелудивого пса. Торо шел, даже не пытаясь скрыться, и дети, увидев его, стали показывать пальцами и улюлюкать.
– Эй, Бык, Бык, что делать будешь? Кого убивать идешь?
Каттер не знал, кто, по их мнению, Ори: просто человек в странном наряде или тот самый бандит-одиночка. Возможно, что в экзотическом мире Коллектива никто не испытывал трепета ни перед богами, ни перед тайнознанием.
Походкой ископаемого ящера подошел Рахул: в каждой человеческой руке он держал по ножу, мускулистые лапы рептилии были поджаты к телу.
– Идем, идем же, – сказал Курабин.
Возле каждой стены с граффити Ори останавливался и изучал рисунки, всматриваясь в них светящимися стеклянными глазами быка. Натужно фыркнув, он вдруг выпрямил ноги, ткнул в пустоту рогами и исчез, но тут же возник из новой прорехи на несколько футов дальше, причем так быстро, что Каттеру показалось, будто ноги Ори еще торчали из одной дыры, когда голова уже выглядывала из следующей.
– Он здесь, – сказал Ори. – Станция «Траука». Идем.
Меньше чем в миле. Они шли вдоль ограждавшей реку стены, мимо давно пустых рынков, напоминавших кладбище скелетов: повсюду торчали металлические ребра брошенных прилавков.
Они ничем не выделялись среди множества других людей, перебегавших с места на место в ту ночь. К Трауке вели узкие старые улочки, застроенные уродливыми домами, на которых поверх намалеванных краской лозунгов «Территория свободного Коллектива» и «Выкуси, Стем-Фулькер» кто-то другой вывел: «Хана, братцы». Торо исчезал, на соседней улице появлялся снова, манил их к себе, одной рукой придерживая разрыв в коже мира, чтобы сквозь него следить за передвижениями врага, возвращался к отряду, чтобы указать путь. Впечатление было такое, будто по городу их ведет целая стая одинаковых людей с бычьими головами.
Со шлема Торо крупными каплями падала удивительная цветная кровь, валил густой пар; рога искрили, словно через них пропустили ток. Беспрерывное насилие над законами бытия перегружало магические каналы.
– Идем, – повторил Торо и снова поманил их. – Он здесь, в двух поворотах отсюда, налево и еще раз налево, он уходит, скорее.
В густой тени под кирпичным эркером Иуда остановился, чтобы соединить вместе два керамических проводника и какую-то воронку. Что-то щелкнуло, и магия началась. Иуда зашептал призыв – не заклинание, а именно призыв, по его словам, разница между этими понятиями была огромная, – не умоляя, а творя, созидая материю или идеоматерию. Каттер следил за тем, как сосредоточивается Иуда. Глядя на этого человека, к которому он никогда не испытывал ничего, кроме животной страсти, Каттер почувствовал трепет, мурашками прошедший по его коже, – перед ним был самый могущественный големист Нью-Кробюзона, маг-самоучка.
Сгущалась тьма: ее собирало вокруг себя Иудино устройство. Шевелилась темная плазма, становясь густой, тягучей массой, тени складывались в облако несвета и, точно вода, текущая в отверстие слива, собирались в конус, густея и мрачнея на ходу. Очищенные от теней кирпичи имели уродливый, противный природе вид. На них не падал свет, но ушедшая тьма обнажила их, открыв взгляду расчерченную на ровные квадраты бесцветность. В кирпичном тупике произошло нечто небывалое: среди полной темноты возник островок видимости без света, красок и теней.