Железный Совет
Шрифт:
Иуда не может понять, чего хотят нападающие, – они ведь тоже гибнут во время налетов. Сам он этого не видел, но слышал, как с места одного набега собрали мертвых и умирающих налетчиков, разложили на рельсах и пустили по ним поезд. Разбойники уносят железные детали, механизмы, изредка угоняют скот. Неужели ради такой малости стоит рисковать жизнью?
Земля чудит, складываясь в поросшие лесом скалы. Землекопы совсем близко, их задерживает внезапный выход на поверхность твердых пород; одна бригада тоннелестроителей уже два года бурит проход в граните и все не может прорваться на ту сторону.
Строителей
Люди ругаются и пытаются прикрыться. Миллионы хрупких тел бомбардируют каждого: хитин колется. Насекомые крупные, величиной с фалангу какта. Они пытаются грызть даже поезд. Мелких тварей перемалывают механизмы, они гибнут под колесами, от раздавленных тел становятся скользкими рельсы. Приходится сыпать песок, чтобы обеспечить хоть какое-то сцепление.
Позади поезда поднимается крик: это насекомые набрасываются на шлюх, редких попрошаек и скот – в общем, на всех, кто сопровождает стройку.
Впереди бесприютный лесок, голые, как скелеты, деревья. Землекопы уже попали в его ловушку. Сама земля бросила им вызов, и они замедлили ход. Землекопы, строители мостов и тоннелей сходятся в одном месте, поезд и путейцы нагоняют землекопов, шлюхи и попрошайки приходят следом, и все останавливается.
Земля собирается складками и превращается в каменную губу двухсотфутовой высоты, – подъем для поездов слишком крутой. Дорога ныряет в пасть почти законченного тоннеля. Иуда карабкается на вершину скалы. Другой ее склон отвесный, за ним – провал. Иуда видит почти достроенный мост; опоры в двухстах футах под ним указывают место, где будет выход из тоннеля. Корзины с рабочими спускаются вниз, те сверлят отвесную стену, закладывают в отверстия заряды и поджигают шнуры, затем корзины поднимаются.
Мост кишит переделанными. Леса спускаются до самого дна ущелья. Мостовики машут новоприбывшим, которые смотрят на них сверху. Встреча радостна для всех.
Люди месяцами работали среди желтых, как кости, деревьев. Их кожа стала землистой. Машинисты и кочегары огромных машин покрыты коркой дорожной грязи. Ученые и канцелярские служители высовываются из своих нор, едва поезд останавливается; сверху парят вирмы. Полудикие поездные кошки крадутся, высоко поднимая лапы.
Вечером устраивают грандиозный праздник, мостовики и тоннелестроители страшно рады новой компании. Иуда пьет. Под тягучие звуки шарманки он танцует с Анн-Гари, а она танцует сначала с ним, потом с Шоном Саллерваном и Толстоногом. Все четверо курят и выпивают вместе. Мужики одурели от дешевых наркотиков и заговоренного самогона, который они гнали тайком в периоды безделья.
Между рабочими есть разница. Иуда замечает, что мостовики и тоннелестроители, которые так много времени провели в плохих землях, что сами стали частью пейзажа, не делают разницы между людьми, как его товарищи. И хотя переделанные здесь живут отдельно, а охрана пытается соблюдать сегрегацию, жестокость окружающей природы не способствует обособлению. Впечатление такое, будто по металлической ветке, соединяющей рабочих с Нью-Кробюзоном, как по проводу, текут городские предрассудки. Поездные переделанные разглядывают местных переделанных. Иуда видит, что они все понимают, как все понимают жандармы
Иуда и его бригада укладывают рельсы в тоннеле, до самого тупика. Они продвигаются очень медленно. Люди, которые живут в скале, как черви в земле, прячутся в углублениях, сделанных в стенах и вымазанных изнутри воском. Они привыкли к кострам и ведьминым огням вместо солнца. Друзьям Иуды страшно. Они часто моргают, встречая взгляд широко расставленных бесцветных глаз проходчиков. Удары молотов страшным грохотом отдаются в темноте.
Заняться им нечем. Они чистят поезд, хотя и напрасно, разведывают землю на несколько миль в обе стороны от дороги, расширяют колодец. Но они не могут помочь строителям тоннеля, не умеют строить мосты, и потому им остается только ждать, играть в карты, трахаться и драться.
У землекопов работа есть. Они продолжают копать по ту сторону каньона, откуда до Толстоморска еще больше ста миль по пустыне. Но прежде чем двинуться туда, они хотят получить жалованье, а денег опять не привезли.
Очень скоро все узнают, что денежная труба снова засорилась. Тоннелестроители в ярости. Их и так давно уже кормили обещаниями: они надеялись, что поезд привезет деньги и им выдадут жалованье за несколько месяцев. Землекопы отказываются продолжать работу. Уже несколько недель прошло с тех пор, как из дома пришел последний поезд.
Что происходит? Ни скандала, ни столкновений; просто нарастает гнев, и взгляды становятся слишком пристальными. Проходчики глазеют, пока новоприбывшие срубают грязные деревья, чтобы сделать из них плохонькие шпалы.
Один проходчик получает ранение: обычное дело там, где постоянно работают с порохом, – но он ведет себя так, словно это первый случай.
– Гляньте, – говорит он, поднимая окровавленную руку, красная кровь ярко выделяется на фоне белой пыли, которая покрывает его с головы до ног. – Они нас тут подыхать бросили.
В ту ночь Иуда идет в овраг, где собираются мужчины – любители мужчин, а вернувшись, встречает Толстонога.
– Митинг, – говорит он. – Это не мы, это они, – и показывает на огни орудийной башни вечного поезда. – Нам надо подумать. Они отправляют назад гонцов, хотят, чтобы Правли послал деньги немедленно.
На следующий день двое кактов затевают драку; они такие здоровые, что надсмотрщики могут только смотреть, как два человека-растения крушат друг другу волокнистые кости тяжелыми молотами.
– Что-то неладно, – говорит Анн-Гари Иуде; они сидят на почерневшем обломке скалы, отколотом от горы при помощи огня, холодной воды и могучих рук переделанных. – Девочки напуганы.
У входа в тоннель находят несколько экземпляров «Буйного бродяги». Ни дня не проходит без драки или злобной выходки: кто-то разбил прожектор паровоза, кто-то нацарапал на локомотиве ругательства.
Каждый день землекопы сходятся вместе: они отказываются прокладывать насыпь через каньон. Бригадиры находят им другую работу. Землекопы не бастуют, но отказываются делать то, чего от них ждут. Они готовы выметать мусор из тоннеля или подносить инструменты, но если они пересекут каньон, то наступит последний этап их работы – укладка ста с небольшим миль насыпи до Толстоморска. Но они не хотят – по крайней мере, сейчас, когда железная дорога должна им столько денег. Начать работать сейчас – значит сдаться.