Железный трон
Шрифт:
— Нет, мы можем послать их вперед, — объяснял Футхарк, после чего они вернутся и доложат нам, в каком месте открылся портал, но портал необязательно откроется в одном и том же месте дважды. Возможно, и даже очень возможно, что мы выйдем в мир дневного света в совершенно другом месте и неожиданно окажемся окруженными со всех сторон войсками противника.
Это было не очень утешительное предположение. Тем не менее, Микаэл решил предпринять такую попытку. Они создали портал поблизости от Паучьих Чащ, что само по себе было рискованно, поскольку это были владения одного из самых могущественных онсхеглинов. Говорили, что Паук может видеть глазами всех паукообразных существ своих владений и потому знает обо всем, что происходит в пределах Паучьих Чащ. Если это было правдой — а Эдан не знал, так это или нет — то Паук до сих пор воздерживался от нападения на целую армию Ануира. Однако он мог все-таки решить послать своих приспешников на императорские войска, и Эдан не находил удовольствия в мысли о нападении миллионов ядовитых паукообразных существ. При этой мысли он содрогался от отвращения и страха. Но смертные пауки представляли не единственную опасность а Паучьих Чащах.
Онсхеглины обладали способностью, усилившейся за счет постоянной кражи крови, создавать существа по своему подобию, не столь могущественные, но все же опасные. И кроме того онсхеглины имели в своем распоряжении войска, состоящие из людей и человекообразных, с которыми императорской армии уже приходилось сталкиваться раньше. Необходимость встретиться лицом к лицу с закаленной в боях армией лорда Эрвина была достаточно тяжелой и без необходимости при этом сражаться по пути с ноллами, монстрами и разбойниками-людьми.
Тем не менее Микаэл решил, что такая попытка оправдывает сопряженный с нею риск. Футхарк и его разведчики-половинчики сомневались в правильности подобного решения, но согласились попытать счастья. Они обильно запаслись провизией и совершили переход от Ануира до Паучьих Чащ, где прошли через портал в Мир Теней. Там они двинулись на восток и совершили переход в триста миль через туманный край, пространственно соответствующий Хартлэнду, направляясь в сторону Боруина.
К несчастью, опасения Футхарка оправдались, и они не сумели найти портал, который вывел бы их в Боруин. Вместо этого армия вышла из Мира Теней высоко на склонах туманных гор, где ей пришлось вступить в сражение с дикими племенами огров, обитавших на этой территории. Императорские войска значительно превосходили численностью племена этих неповоротливых грузных человекообразных, но огры дрались яростно, защищая свои владения от вторжения, как они решили, захватчиков. Договориться с ними было невозможно, поскольку по уровню своего развития они лишь немногим превосходили животных. Защищаясь, солдаты императора вынуждены были убить всех до единого, и несмотря на свою малочисленность, огры нанесли армии тяжелый урон. Когда все осталось позади, о продолжении похода уже не могло быть и речи. Микаэлу пришлось сдаться и повернуть назад.
И вот они, потерпев неудачу в своем предприятии, устало тащились через туманный Мир Теней. На обратном пути несколько солдат погибло от укусов ядовитых змей и прожорливых пауков-альбиносов, а трое воинов из головного отряда при переходе через болото провалились в промоину и мгновенно утонули. Солдаты пали духом, и Микаэл чувствовал себя ответственным за это. Он погрузился в угрюмое молчание и целыми днями не произносил ни слова. Эдан пытался поднять ему настроение, но безуспешно. Он знал императора всю жизнь и видел его в мрачном расположении духа и прежде. В таких случаях лучше было оставить его в покое.
Разговор с Сильванной, которая ехала рядом с ним перед войском, помог самому Эдану не пасть духом окончательно, за что он был очень благодарен девушке. За последние восемь лет они очень сблизились, и Эдан, несущий на себе тяжкое бремя обязанностей лорда камергера, находил огромное облегчение в присутствии рядом друга, с которым он мог разговаривать, не взвешивая каждое слово.
Эдан не мог сказать точно, когда он впервые осознал, что полюбил Сильванну. Со времени своей безрассудной связи с принцессой Лэрой он всегда старательно избегал подобных чувств. Однако в случае с Сильванной не было речи о внезапно вспыхнувшей и безумной страсти. Его чувство к ней крепло постепенно и почти незаметно до тех пор, пока он не понял, что она значит для него больше кого-либо другого на свете — кроме, возможно, Микаэла.
Микаэл был его сеньором и другом, и Эдан должен был выполнять свой долг перед ним — ибо именно для этого он появился на свет. Он любил его как друга и как господина, но Сильванну он любил всей душой, всем сердцем. Эдан никогда не говорил ей об этом прямо, но не сомневался, что она все знает. И не сомневался, что она отвечает ему взаимностью. Они никогда не признавались друг другу в своих чувствах, ибо по многим причинам это было бы неразумным. Они служили разным правителям, чьи народы ныне находились в союзе, но все-таки имели за своей спиной многовековую историю вражды. Кроме того Сильванна была бессмертной и, хотя выглядела моложе Эдана, была на много лет старше его. По эльфийским меркам она была еще совсем молодой, но по понятиям людей годилась Эдану в матери. И еще, конечно, дело было в Гильвейне, который стал другом и учителем как Эдану, так и императору. Эдан чувствовал, что он не одобрил бы их связи. Поэтому он молчал. Принцесса Лэра преподала ему хороший урок.
Лэра по-прежнему оставалась при дворе, поскольку из-за мятежа Эрвина брак ее так и не состоялся. И хотя она до сих пор не вышла замуж, с течением лет красота ее расцвела еще больше. Однако они находились в крайне напряженных отношениях. В ее лице Эдан приобрел смертельного врага, и он знал, что при малейшей возможности Лэра не колеблясь отомстит отвергшему ее любовнику. Каждый раз, когда она смотрела на Эдана, в глазах ее загорался огонь ненависти; и Микаэл прилагал все усилия, чтобы держать их двоих как можно дальше друг от друга. Вероятно, проблему можно было решить, выдав принцессу замуж за какого-нибудь аристократа из удаленной провинции, но многих возможных женихов отпугнул нрав Лэры. Да и слухи, ходившие про нее при дворе, едва ли могли прельстить мужчину, желавшего иметь верную жену.
Лэра была ошибкой, подумал Эдан, и он мог пережить это. Но он не хотел совершить подобную ошибку с Сильванной. Две эти женщины непохожи, как день и ночь, подумал Эдан, и Сильванна была в десять раз больше женщиной, чем при всем своем желании могла бы быть Лэра; но это вовсе не означало, что он должен внимать голосу сердца, а не разума.
— Что? — спросила Сильванна.
— Я ничего не говорил, — ответил он.
— Нет, но ты очень странно смотрел на меня, — сказала она. Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего, — он отрицательно покачал головой. — Я только мечтаю поскорее возвратиться домой. Я уже сыт по горло этим ужасным миром.
— Теперь уже скоро, — ответила Сильванна. — Мы достигнем Ануира завтра.
— Хорошо бы сегодня, — с тревогой сказал Эдан. — В этом походе нас преследуют одни несчастья, и я никогда не видел императора таким подавленным. — Он оглянулся на ряды пеших солдат, с трудом бредущих за ними. — Это плохо сказывается на настроении войск.
— Они терпели неудачи и прежде, — сказала Сильванна. — Это бывалые вояки. Они все смогут выдержать. Несколько недель разгула в тавернах и борделях Ануира — и они снова будут готовы выйти в поход.
Эдан с любопытством взглянул на нее.
— А как насчет тебя? Как ты расслабляешься?
— Я эльф, — ответила она. — В отличие от людей, я не являюсь рабом своих страстей.
Он не знал, как истолковать ее тон или выражение лица. Несмотря на многолетнее знакомство, иногда ему было трудно понять, когда она шутит, а когда говорит серьезно. У эльфов довольно своеобразное чувство юмора, отличное от человеческого, и Эдан так и не сумел вполне привыкнуть к нему. Просто ли Сильванна констатировала факт, который считала очевидным, или же уколола его легкой насмешкой?