Железный замок
Шрифт:
Табас послушал сбивчивую речь Василиуса и с внутренним содроганием понял, что алкоголь не сыграл никакой роли в том, что новый арестант так себя вёл. Старик сам был сумасшедшим: возможно, даже больше, чем тот самый бездомный Амаз.
— Вы не верите мне?.. — воскликнул с оскорблённым видом Василиус, приняв выражение лица Табаса за недоверие. — Я, между прочим, учёный! Доктор истории и философии!
Последнее высказывание Табаса покоробило: его отец был учёным, и то, что какой-то бродяга присвоил себе учёную степень, было неприятно.
— Вот как? В таком случае скажите, многоуважаемый доктор,
— В пять тысяч четыреста восемьдесят седьмом, — сразу же без заминки оттарабанил Василиус. Табас раскрыл рот от удивления.
— Дом Ромул, — откашлявшись, продолжил говорить Василиус, снова изображая лающие интонации теледиктора. — Дом первого основания. Название корабля — Ромул! Первый Капитан — Винсент Лоренцо! Страна-прародитель — Италия! Первичное население — пятьсот человек! Генетический банк — миллион особей! Население в период максимального расцвета — семнадцать миллионов человек! — старый псих выкрикивал эти данные, словно лозунги. Громко и чётко, будто стоял на трибуне, призывая людей записываться в его личную армию и идти громить врагов.
— Он правда учёный, — неожиданно сказал охранник, шурша пакетом: собирал на пальцы оставшуюся внутри сахарную пудру и облизывал. — Бывший. А сейчас — псих ненормальный и алкаш. Все свои мозги пропил и мои скоро съест своими криками.
Василиус, едва услышав про крики, поспешно вскочил со скамьи, откозырял и заорал:
— Так точно, господин генерал! Рад стараться, господин генерал! Дом, в котором живёт воля… — Василиус громко и фальшиво запел гимн, но после первого куплета сдался и снова сел.
— Ты правда учёный? — спросил Ибар.
— Ага, — непривычно тихо ответил Василиус. Табас внутренне напрягся, ожидая, что он снова будет орать, щелкать каблуками, словом, паясничать, но старик, по всей видимости, уже устал.
— И сумасшедший?
— Сумасшедшее некуда, — кивнул старик. — Университет закрыли, жена умерла, из дома выгнали, куда мне ещё податься? Только в сумасшедшие. А это даже и хорошо! — вскрикнул он, неожиданно улыбнувшись и хлопнув себя по колену. — Говорить можно. Про капитана даже. Не сумасшедших за это крепко бьют, знаете ли. Пить можно. О, я даже представить себе не мог, что есть столько способов собрать денег на выпивку! В полиции ночевать можно. Меня, как сумасшедшего, дольше, чем на пять дней не имеют права задерживать. Есть баланду забесплатно можно. Сумасшедшим быть хорошо! Я бы вам тоже порекомендовал, — сказал Василиус с уморительной серьёзностью. — Простите, господа, — он огляделся, снял пиджак и принялся скатывать из него валик. — Я за сегодня ужасно устал. Я бы даже сказал — ужасающе, — валик опустился на скамью, Василиус скорчился на шершавых досках в позе эмбриона. — Спокойной ночи. Да хранит нас всех во сне наш достославный Капитан. Дом, в котором… Живёт… — учёный засопел и вскоре в камере стало тихо.
— Уснул? — спросил охранник, вытянув шею.
Ибар кивнул.
— Хвала Капитанам, — громила сделал звук телевизора потише.
Табас смотрел на происходящее с изумлением. Сюрреализм какой-то. Старый алкоголик с учёным званием, которого боится разбудить полицейский и который проповедует сумасшествие — сама по себе бредовая идея. Никогда ещё Табас не видел столь эксцентричных людей.
Ибар последовал примеру Василиуса, и юноша сам подумал, что поспать — это хорошая идея. Он растянулся на лавке и вскоре задремал, несмотря на холод, волнение и боль во всём теле.
Пробуждение было отвратительным. Снова заскрипела и громыхнула железная дверь, чей-то стальной голос скомандовал:
— Этих двоих — к дознавателю, этого — вышвырнуть на улицу! — после чего их клетку отперли, и Табаса кто-то резким движением сбросил на пол. Пока юноша соображал что к чему, ему в два счёта завернули руки за спину и защелкнули браслеты наручников. Трое злобных мордоворотов в синей форме повели мужчин по длинному коридору, устланному дырявым коричневым линолеумом. Вскоре их разделили: Ибара отправили дальше, а Табаса втолкнули в тесную комнатку с белыми стенами, усеянными подозрительными коричневыми крапинкам, и массивным стулом, прикрученным к полу, с железным столом и сухим, словно пропущенным через соковыжималку, седым мужчиной в костюме.
В руках он держал папку и просматривал её содержимое, скривившись так, будто это были тухлые внутренности какого-то животного. Табаса усадили на стул, после чего сопровождавший его громила ушёл, громко хлопнув дверью.
— Вы знаете, что сотрудничество может облегчить вашу участь? — спросил мужчина, не отрываясь от папки. Он листал страницы, стараясь касаться их как можно меньше. Казалось, он жалел, что не взял с собой резиновые перчатки.
Табас медленно просыпался, но шестерёнки в его мозгу крутились всё ещё слишком медленно. Было холодно, почти всё тело затекло после сна в неудобной позе.
— Да, — сказал, наконец, он, с трудом разлепив сухие губы.
— Хорошо, — дознаватель захлопнул папку и взглянул на Табаса, скорчив ещё более презрительную гримасу. — Пишите признание, не будем затягивать, — он достал из стола лист бумаги и чёрную ручку.
Стоп. Табас задумался. Это же была самооборона. Сосед начал первым, он был пьян, да и дружки его пришли не чай пить. К тому же их было больше. А признание… Признание можно будет написать и потом, когда станет понятно, что к чему.
Следователь смотрел на Табаса, поджав жёлтые губы.
— Чего ты ждёшь? Не можешь писать — диктуй!
— Я…
— Что?
— Я пока не хочу, — помотал головой Табас, почему-то испытывая неловкость от того, что поменял своё мнение.
— Ты же только что сказал, что готов, — поднял бровь полицейский. — Диктуй давай, парень. Кончай шутки шутить. А то посадят лет на сорок, выйдешь стариком. Или не выйдешь, на трудотерапии долго не живут.
— Я хочу разобраться, — уже решительнее произнёс Табас.
— Значит, сотрудничать не хотим? — сощурился сухой.
— Хотим, — он и правда не имел ничего против помощи следствию. В конце концов против него были все улики, но пока был шанс, пусть призрачный, выйти сухим из воды, хотел им воспользоваться. — Но диктовать пока ничего не будем. Мне положен адвокат?
— Какой тебе адвокат? — презрительно выплюнул собеседник. — Ты что, в детском саду? Сейчас военное положение! Особые условия рассмотрения дела. Три дня на всё про всё. Ну? Ещё не передумал кочевряжиться?