Железо, ржавое железо
Шрифт:
– Я имел в виду ваш участок, а не военный.
– А, понятно. Я вас провожу, – вызвался полицейский, обрадовавшийся случаю попить чайку, вместо того чтобы торчать промозглым утром на улице.
– Пока меня не повезли дальше, могу я позвонить в Лондон? – обратился Редж к дежурному по участку.
– Вообще-то у нас здесь не общественный телефон, – не без намека отозвался тот и стал с любопытством разглядывать Реджа поверх очков.
– Я заплачу, если вы сможете обменять мне гибралтарские деньги, – сказал Редж, думая о другом: «Вот женщины, что жена, что сестра, крепко свое дело знают. В это время сестра как раз встает. Если этот ублюдок, любовник ее нынешний, остался у нее, то наверняка
– Знаешь что, давай мне эту бумажку, мой младший их коллекционирует, и можешь звонить.
– Дороговато получается, – сказал Редж.
– Ну это же иностранные деньги, верно? Здесь это просто бумажка, у нас такие не в ходу. Звони. Если по личному делу, мы выйдем, не бойся.
Где-то засвистел кипящий чайник. Редж назвал телефонистке номер Беатрикс и спустя полминуты услышал чужой голос, кричавший «нет, нет, не верю!», а потом сквозь треск «алло» сестры. Он постарался выложить все как можно короче, но получилось не очень связно. Как работника дипломатического ведомства, ее обеспокоили вероятные последствия преступления, совершенного братом на нейтральной территории. Но как родной человек, она была возмущена позицией властей и обеспокоена нынешним положением брата. Как незамужнюю женщину со свободным взглядом на жизнь, ее лишь позабавила участь рогоносца, которой не избежал и Редж. В остальном она неожиданно проявила себя заботливой сестрой, хотя чувства свои напоказ не выставляла. Беатрикс велела ему сдаться властям и ждать. Долго ждать не придется, сказала она. Редж положил трубку. Вошли сержант с констеблем, держа в руках кружки с чаем. Из дальней камеры послышался наигранный смех.
– Итак, джентльмены, я дезертир, – заявил Редж. Сержант задумчиво отхлебнул чаю и сказал:
– Это ведь не наше дело, правда? Это дело армии.
– Но я совершил противоправный поступок, преступление, а вы на службе закона.
– Закон закону рознь. В армии свои законы, у нас – свои. Что одним законом запрещается, в другом не упоминается, ясно? Вот если бы ты банк ограбил или старушку какую прихлопнул, чтобы пенсию у нее отнять, тогда бы ты, голубчик, был наш. А вот если бы, к примеру, своего спящего однополчанина порешил, то это уже дело военных. Убийство, конечно, преступление, но твое преступление не по нашей части.
– Значит, абсолютных преступлений и абсолютного правосудия не существует? – с ехидцей спросил Редж.
– Значит, нет, – кивнул сержант, хотя и не совсем уразумел, о чем речь.
– Нас учили действовать согласно «Руководству для полиции» Мориарти, – добавил констебль, – там все написано.
– Все, чем мы можем тебе помочь, – сказал сержант, – это позвонить в военную полицию. Мы, так сказать, оказываем друг другу услуги. Мы им пьяных солдат иногда передаем, но они нам, по правде сказать, особенно не помогают. Они же не настоящая полиция, только временная. Ладно, посиди тут, я им сейчас позвоню. Прости, что чаю не предложили, но нынче все по карточкам.
– Я ему дам хлебнуть из своей кружки, – раздобрился констебль.
Редж, как и все солдаты, сталкивался с патрулями военной полиции на улицах и вокзалах, но никогда не подозревал, что у «выродков», как их называли, есть свои казармы, куда его и препроводили двое капралов. Его привели в помещение, похожее на полицейский участок с фотографиями разыскиваемых дезертиров по стенам, и поставили перед одетым с иголочки капитаном.
Редж изложил свою историю.
– Да, помнится, я вчера что-то такое слышал, – сказал капитан. – Тот факт, что вы явились добровольно, говорит в вашу пользу. Мне необходимо связаться с вашим сборным пунктом. Если хотите есть, – мягко добавил он, – можете позавтракать в сержантской столовой. Презабавная история. Никогда ничего подобного не слыхал. Когда вы потребуетесь, вас вызовут.
Сержантская столовая оказалась очень тесной, зато сверкала чистотой. Двое сержантов курили и слушали радио. Передавали концерт классической музыки, баритон пел «Славьте богов». Боже правый, это же «Пир Валтасара». Ну, сучка, ты еще у меня запоешь! Все уже позавтракали. Он один, давясь от ненависти и позора, яростно поглощал жирную ветчину с хлебом, а под звуки музыки – благо рядом никого не было – нарастало осязаемое возбуждение. После второй чашки чая ему удалось успокоиться. Из столовой он вышел под хор о лампаде, которой уже не гореть никогда.
До полудня Редж читал «Дейли миррор»: главной новостью был свежий комикс о легендарной девице Джейн, которая от картинки к картинке теряла предметы своего туалета, – войну упоминали вскользь. Еще подробно рассказывалось о капрале, застрелившем неверную жену в Хаддерсфилде. Все как сговорились, расстроился Редж и собрался было на второй завтрак, когда его вызвали.
Капитан озадаченно посмотрел в бумагу и после паузы сказал:
– Вам предписано явиться в Министерство обороны. В министерство! Сегодня в девятнадцать ноль-ноль. Не спрашивайте меня почему, я не знаю, приказ пришел с вашего сборного пункта. Может, вы сами мне объясните, в чем дело?
– Понятия не имею, сэр. А там сказано, к кому именно в министерстве я должен явиться?
– Нет, сказано только явиться к главному подъезду. Будь я проклят, извиняюсь за выражение, если хоть
что-то понимаю. Вам, офицеру разведки, может быть, все ясно, но выглядит это дико. В общем, я выписываю вам пропуск и плацкарту, в одиннадцать пятьдесят восемь вы должны сесть в лондонский экспресс. Сами, без конвоя.
– Без конвоя?
– Да. Вы несколько поторопились произвести себя в лейтенанты. Вы получаете это звание сегодня в двенадцать ноль-ноль. Поздравляю. – Капитан, выпучив от недоумения глаза, повертел головой, будто проверяя по фотографиям разыскиваемых дезертиров, все ли на месте, и протянул Реджу документы. – Вот ваш пропуск, мистер Джонс.
Так обращались друг к другу только младшие офицеры, старшие считали это ниже своего достоинства. Мистер Джонс принял пропуск и поспешил на вокзал. В поезде его соседями по купе оказались капеллан, читавший «Высокую радость святой мессы» монсеньора Рональда Нокса, молчаливый блондин капонир, смахивавший на штабного адъютанта, и очень некрасивая, курящая с каменным выражением лица дама из женского корпуса военно-морских сил. Мистером Джонсом никто из них не интересовался. Сидевший рядом с Реджем маленький мальчик попробовал поиграть галунами на его рукаве, за что получил от матери вялый шлепок. Ранним августовским вечером того же дня Редж сошел в Юстоне, на подземке добрался до Вестминстера, оттуда пешком – до Уайтхолла и, немного поплутав, вышел к зданию военного министерства. У главного входа его ждала Беатрикс, одетая, как всегда, элегантно, в бежевый костюм с накладными плечами, но усталая, с темноватыми кругами под глазами.
– Ты? Почему ты? – удивился Редж.
– Когда придем ко мне, объясню. Министерство иностранных дел и Министерство обороны сейчас работают совместно над одной проблемой, над какой именно, узнаешь позднее.
– Неважно выглядишь, Трикс.
– Все из-за этих бомб, последнее секретное оружие Гитлера. По ночам глаз не сомкнуть – всех одолевает страх. Хотя что толку бояться? Если уж на тебя бомба свалится – не убережешься. Идем, в моем распоряжении машина военного министерства.