Желтая линия
Шрифт:
— Штурмовые команды, — сказал Нуй. — Пополнение.
В его голосе была и зависть, и легкое почтение, и та малая капля враждебности, которая почти всегда сопутствует и почтению, и зависти. Я тоже обратил внимание на новоприбывших — они как раз спускались по широкому трапу.
Штурмовики ничуть не походили на то пришибленное, испуганное, на все готовое стадо, в котором я находился последние дни. Каждый шел важно и неторопливо, у каждого в глазах светилось достоинство. Все обвешаны оружием, а также разными сумочками и футлярчиками,
— У каждого не меньше четвертого холо, — негромко сообщил Нуй. — А сюда приехали за пятым или шестым.
— А я недавно был в их жилом секторе, — заявил вдруг какой-то боец. — Класс! Комнатки на четыре койки. Еду девочки приносят. Экран с десятью интерактивными программами.
— А я еще слышал, — подключился другой, — у них сушилка микроволновая на входе. Пришел с дождя, прошел через рамку — и уже сухой.
— Ну, это брехня, — заметил всезнающий Нуй.
— А карабины видели? — сказал еще кто-то. — С локаторами через воду насквозь смотреть можно. И стреляют сами, как только кого почуют.
— А как, интересно, они знают, что не своего почуяли? — усмехнулись слушатели.
— Ну, надо специальную кнопку нажать… — Боец понял, что гонит чушь, и примолк.
Однако бойцы продолжали отпускать завистливые и восхищенные замечания, наблюдая, как штурмовики занимают их вездеходы и уезжают в свой замечательный жилой сектор. Я не стал им завидовать. Может, у них служба трудная, может, они там гибнут через одного…
Появились наши офицеры, полетели команды, беспорядочная толпа пехотинцев сразу пришла в движение.
— Построились… встали по трое… подровнялись… — слышалось с разных сторон.
Нас поспешно сбили в длинную колонну. Командиры ходили взад-вперед и ровняли строй криками и пинками. Бойцы и не пытались выглядеть бравыми — всех удручало, что в казарму придется плестись пешком.
Наконец тронулись. Команда «Маятник» тут же въехала в замыкающих нашей команды, подобное произошло и с другими. Снова возник бардак, снова послышались крики офицеров. Над ухом прозвенел голос Рафина-Е:
— Живо, живо, не задерживайте колонну!
Машинально он подогнал меня шлепком по каске. Прошел вперед и на кого-то наорал. Потом сказал, что за строй отвечает здоровяк Шилу, и куда-то исчез. Кажется, запрыгнул в проезжавший мимо вездеход.
— Как становятся офицерами? — спросил я у Нуя.
— Получишь холо — можешь стать офицером, если захочешь учиться. Но мало кто остается. Все спешат в Цивилизацию. А ты хочешь быть офицером?
— Нет-нет, просто спросил.
Оставшись без начальства, колонна сбавила темп, а затем потеряла вид колонны. Наш бедный Шилу, который отвечал за строй, только вздыхал, с тоской поглядывая на образовавшуюся толпу.
Мы тем временем вышли за пределы порта и оказались на дороге, пересекающей болота. Здесь было посуше, чем на той стороне бетонированного
Местность, судя по грудам самого разнообразного мусора, была обжитая. Параллельно дороге тянулись трубы и пучки кабелей, стояли невысокие решетчатые мачты, какие-то строения, подъемники. Потом я увидел на обочине сгоревший вездеход. Чуть позже — пехотный шлем, заботливо установленный на невысоком столбике.
— …И под его усталыми шагами дрожит политая кровью земля, — раздался вдруг знакомый голос. Естественно, это был Щербатин. — И в глазах его печаль и усталость, и отметины давних схваток иссекли тело и душу, — продолжал глумиться он. — Но потемневший меч еще остер, взгляд суров, а начищенный щит блестит, как солнце. И пленные варвары ежатся под его взглядом, и десятки волов тянут упряжи, полные чужеземных сокровищ. И крепкие объятия темноокой красавицы встретят его у крыльца, и страстные губы сомкнутся на устах…
— На себя лучше посмотри, — безразлично отмахнулся я.
— Я уже смотрел. — Щербатин был в грязи по самую макушку и к тому же успел где-то разорвать новый гидрокостюм — здоровенный клок свисал на коленке.
— Где ты лазил, Щербатин? — спросил я.
— Где и был — на передовых рубежах Цивилизации. Слышал, шум стоял?
— Да неужели ты отличился?
— Больно надо! Там и без меня дураков хватало на амбразуры кидаться. Зато видел живого ивенка. Вернее, уже неживого. Вернее, то, что от него осталось.
— Что?! — Я даже остановился. — Значит, было нападение?
— И опять обошлись без тебя. Ах, какая досада!
— Да нет… Я просто думал, что…
— Вот-вот, пока некоторые думали, другие отстреливались изо всех сил.
— А третьи так драпали, что штаны порвали, — сказал я и бросил взгляд на разорванную штанину Щербатина.
— Ну, знаешь, у военного имущества жизнь короткая. А чем, интересно, ты занимался? Дай угадаю — предавался самоанализу? Или продумывал конспекты будущих трудов: «Рядовой Беня и раскол в повстанческом движении», «Поэт на войне: факты и воспоминания», «Моя война: заметки фронтового сочинителя»?
— Как же от тебя много болтовни, — разозлился я. — Вот пока тебя не было — хорошо, тихо…
— Не стоит хамить самому близкому другу, Беня. Я ведь знаю, тебе всегда требуются слушатели. Наверняка созрела очередная печаль. Кто, как не я, выслушает и поймет?
— Ты не поймешь.
— А ты хорошо объясни. Если толково объяснить, то и конь поймет. Ну, говори, чего тебе не хватает. Кофе в постель? Или романтики?
— Романтики. И кофе тоже.
— Ну-у… Кофе, быть может, со временем раздобудем. А романтики и так полно. Мы же покорители новых миров, Беня!