Желтый ценник
Шрифт:
– Вы куда? – ухватила Ася Ромку, когда он с набитым ртом собрался улизнуть из домика.
– У-б-р… – чуть не подавился Ромка.
– Език, – помогла брату Алька.
– Я за вами. Собирайтесь домой.
– Нехосю… – захныкала Алька.
– Да ладно. Пусть остаются, – вступилась за внуков бабушка. – В Челнах дышать нечем. Дым даже здесь.
Довод серьезный.
– У тебя и работы, наверное, много?
К сожалению, работы было невпроворот. После поминок в однокомнатной квартире родителей осталась немытая посуда, груда грязного белья. Обещала отцу вернуться на следующее утро, но отсутствовала уже два дня. Отцу восемьдесят шесть, и он абсолютно не приспособлен к жизни. Бесы усталости кружили над Асей и нашептывали шутку – было бы вежливо со стороны отца уйти первым, так как он был старше матери
– Ну что, домой? Или здесь останетесь?
– Ма, пошли к Чертову городищу, – откликнулся Ромка.
Все понятно. Ну вот не дура ли она, предлагая детям поменять просторы дачной жизни на духоту комнаты на пятом этаже.
– Если вы не поедете, то я отправляюсь к отцу.
– Иди, – кивнул Рома, – мы тут с аби.
Глава 4
Отец
Через полчаса Ася вошла в подъезд дома, где жили родители, поднялась на второй этаж и надавила на кнопку звонка. Она даже удивилась тому, как долго отец не открывает: прошло по меньшей мере минут десять, пока он появился. Она думала, что он будет ждать на скамейке у подъезда и сразу набросится с выговором: почему так долго? Почему его бросила? Но он стоял в коридоре, в клетчатой мятой рубахе, в теплом трико с пятнами на коленях, а в комнате мерно тикали часы, в ванной капала вода.
Отец с первого взгляда показался очень странным. Он глядел прямо перед собой, но как бы никого не видел. Выцветшие голубые глаза полны решимости, но в то же время смертная бледность покрывала все лицо, словно он узнал что-то более страшное, чем смерть жены. Совсем побелевшие губы его слегка вздрагивали. Он был стар, но даже теперь выглядел моложе своих лет.
Отец был немногословным человеком, глуховатым на правое ухо, с цепким взглядом и романтической честностью. Также известна его бесконечная лень, дурная тяга к противоположному полу, превосходящая его возрастные физические возможности. Например, он знал секретные слова и такие особенности их произношения, от которых не избалованные мужским вниманием женщины мгновенно тупели и становились нежными и очаровательными, как лани. Еще одной страстью отца было желание ремонтировать все с помощью синей изоленты. Он тщательно наматывал ее на кран или на люстру, а если ремонт не получался, выбрасывал все на помойку и покупал все новое, синюю изоленту в первую очередь.
Ася сорвала изоленту с крана, разводным ключом подтянула барашек горячей воды. Капать перестало. Через шланг наполнила стиральную машину теплой водой.
После похорон и поминок в квартире царил бедлам. Грязная посуда стояла на столе, подоконнике, полу. Ася собрала полотенца, тряпки, сунула в воду, пустила машинку. Машинка нехотя ухнула, забурлила и с трудом пошла крутить.
Отец поначалу ходил за Асей следом, высматривал беспокойным и подозрительным взглядом: нет ли у нее желания снова сорвать откуда-нибудь изоленту. Но не заметив ничего подобного, улегся на двуспальную кровать и уснул. Кровать занимала почти полкомнаты, во второй части – сервант, трюмо со швейной машинкой, комод с телевизором. Чтобы выйти на балкон, надо было аккуратно протиснуться между диваном и квадратным столом, полностью заставленным цветами.
Ася переживала, что после похорон матери отец впадет в депрессию, но ничего подобного не случилось. Отец выглядел как человек, которому не было никакой надобности переживать. Все тверже и тверже понимала она, что отец с ситуацией справился, как человек, познавший все тяготы жизни и теперь продолжающий и дальше ждать часа, когда Аллаху заблагорассудится призвать его к себе, а стало быть, получить возможность вновь встретиться с супружницей. На все воля Всевышнего, сказал бы верующий человек. Хотя отец был атеистом, и, скорее всего, его голова свободна от подобных мыслей. В его планах нет ничего похожего, это все фантазии Аси, которая в последние дни начала немного думать о таких вещах.
Ася притворила дверь на кухню. Оказалось, отец сжег чайник и пару кастрюль. Кухня была маленькая: между газовой плитой и раковиной втиснут узкий стол, справа от раковины холодильник, напротив стол, укрытый цветастой клеенкой, под ним три табурета. Половину одной стены занимало окно с белыми занавесками ручной работы. Мать гордилась ими, потому что вышивала сама. Подслеповато щурясь, протыкала ткань иголкой, тянула цветную нитку вверх. По молодости, на зависть соседям и подругам, выходило красиво и аккуратно. А с годами стало получаться криво-косо и местами перетянуто. Но сейчас был главным не результат, а сам процесс. Мать, бывало, приветливо встретив гостей и напоив их чаем, спустя несколько минут начинала расхваливать свои творческие шедевры. Везде: на табуретках, диване, окнах и стенах – были развешаны ее салфетки, кружева, подушечки. Хотя все было кособокое, неуклюжее и аляповатое, однако же привносило в дом какой-то уют и самобытность.
С треском остановилась стиральная машина. Ася полоскала белье, выжимала, шлепала в таз. Мать навсегда покинула их, и надо смириться с тем, что уход за отцом станет ее постоянной дополнительной заботой.
Развешивая белье, вспомнила о празднике, который отец устроил в гараже по случаю ее рождения. Ася была запоздалым ребенком и оттого очень долгожданным. Мать долго не могла выносить дитя, сказывались годы войны, ее работа за станком под открытым небом. Завод эвакуировали за Урал, она, еще маленькая и хилая, стояла на ящике и насыпала порох в патроны или снаряды. Если не успевала, то срочно приходилось сбрасывать заготовку в бункер, где та моментально подрывалась. Однажды зазевалась, и сноп искр вырвал мясо между третьим и четвертым пальцем. Мать иногда показывала шрам и дивилась, как со всем этим справилась. Рана тогда долго заживала, девочка жаловалась мастеру, тот в ответ бесконечно матерился, но от работы не отстранял. Лишь когда она с высокой температурой грохнулась на землю, перевел на укладку патронов в ящики. И еще однажды на день рождения выделил дополнительный паек из своего скудного запаса.
Если родится дочь, отец обещал проставиться ящиком водки. Обещание выполнил, и даже с превышением: большими кольцами нарезал колбасу, лук, прибавил щедрые толстые ломти черного хлеба.
Отец Асю баловал. Она была его королевой. По мнению отца, она лучше всех танцевала, пела, прыгала, рисовала. Лучшие подарки доставались ей. Отец никогда не отказывался от шабашки и порой специально задерживался на работе, чтобы заработать лишний рубль. Иногда работал за кулек фиников для любимой дочери. Купить в магазине финики было невозможно, а вот перевезти мебель за финики, апельсины или конфеты порой получалось. Ася с удовольствием все это поглощала, потом запрыгивала в кабину отца, и они долго ехали на другую сторону горы, где располагалась автобаза. Потом начиналось таинство схорона инструментов. Отец заворачивал плоскогубцы, молоток, сумку с шайбами, лампами и другими железками в кусок брезента, туго перетягивал шпагатом, залезал в кузов, подпихивал тяжелый сверток под тайную половую доску, сверху клал запаску и пристегивал ее к бортам цепью с амбарным замком. На всю эту процедуру уходило как минимум полчаса. И хотя отец был уверен, что никто из гаража не позарится на его добро, он все-таки предпочитал убирать от греха подальше.
Ася протерла веревки от пыли, стала развешивать мокрое белье. Время от времени с улицы слышался говор. Но по большей части царило молчание и доносилось лишь тиканье часов. Это те самые часы, которые отец купил по случаю ее рождения. Большие настенные часы с черными цифрами на золотистом диске. Откинув витиеватый крючок, отец открывал дверцу со стеклянным окошком и черным полым ключом запускал волшебство воскрешения часового механизма. Отец заранее знал, что на пятом повороте ключа произойдет щелчок и часы оживут в новом дыхании времени. Теперь легким движением тронуть круг маятника и запустить его монотонное, кажущееся бесконечным движение.
В тишине Ася чувствовала и слышала приближение вечера. Время неслось и пожирало возможность что-то успеть. Его можно было сравнить с «великим колодцем», на дне которого всевозможными рыбами светились звезды. Колодец ненасытно поглощал время, а оно, натолкнувшись на крутые откосы колодца, образовывало воронку и уносилось вглубь, безжалостно прихватывая все, что попадалось на пути. За одно мгновение все вроде сильное и мощное враз превращалось в хрупкое и беспомощное. Против воронки времени никто не мог устоять. Если бы Ася обладала волшебным даром, она бы обязательно вычерпала из колодца пару ведер для матери. Пусть бы еще прожила пару лет.