Желтый металл
Шрифт:
Здесь преследуется единственная цель — познакомиться с Зимороевым перед его неизбежной встречей с Лугановым, который сейчас в самом мрачном расположении духа разыскивает свою сестру Матрену Буенкову. Времени мало. Из многих-многих фактов, известных о бытие Зимороева, производится поспешный отбор.
Итак, его старший сын Андрей почти тут же по приезде в Котлов был арестован за попытку совершить кражу на складе мануфактурного магазина, осужден и выслан в Восточную Сибирь. Там, по отбытии двухгодичного срока наказания, Андрей остался навсегда по его собственному желанию. Он нашел для себя удобным работать на золотых
Младший сын, Алексей, тут же по приезде пошел на одну из строек второй пятилетки, испробовал, как бывало в те годы, когда заводы и стройки сами готовили себе кадры, несколько профессий: был арматурщиком, бетонщиком, плотником, штукатуром и остановился на столярном деле. Из него выработался отличный мастер-краснодеревщик. Обзаведясь семьей, Алексей связь с отцом потерял почти совершенно по причине «жестокого характера нашего отца», как говорила дочь Зимороева Дарья Петровна. И она, выйдя замуж, от отца отдалилась по той же причине.
Жить с отцом остался один Николай. Ему, как и отцу, пригодились старые навыки. В начале своей котловской жизни он работал мастером на мукомольной мельнице, но, как отзывался отец, «повел себя глупо и неумело» и в конце тридцать пятого года был осужден на пять лет за подделку гарнцевых квитанций и за неправильный отпуск муки. Вернулся он домой в сороковом году, а в сорок первом был призван в армию. В сорок третьем был ранен и, по излечении, оставлен в нестроевых. В сорок пятом демобилизовался.
Сын прибыл как раз к семейному торжеству: Петр Алексеевич Зимороев изволил вступать в третий законный брак, чем превзошел своего державного тезку. Тот, как известно, лишь дважды налагал на себя брачный венец.
Еще до войны Петр Алексеевич, оставив службу по возрасту (не по здоровью), нашел себе более прибыльное занятие, требующее особых пояснений. К концу XIX века старообрядцы испытывали от империи и от главенствующей церкви малозаметные стеснения. После декрета Совнаркома об отделении церкви от государства стало совсем безразлично, «како веруеши» и веруешь ли вообще. Но и до наших дней, как это ни покажется удивительным неосведомленным людям, сохранились некие тонкости. Так, восковая свеча, без возжигания которой, как думают некоторые, молитва не так хорошо доходит до бога, верующему старообрядцу подходит лишь изготовленная руками старообрядца же. Изготовленная иначе никуда не годится, невзирая на качество воска и выделки.
Зимороев, занимаясь некоторыми спекулятивными делами, промышлял и фабрикацией свечей, покупая краденый воск, парафин для пропитки фитилей и пряжу для витья таковых. Начал катать свечи с помощью Николая, а после призыва сына в армию обучил ремеслу сноху.
Связи для сбыта старообрядческих ритуальных свечей имелись. Промысел шел успешно. В сорок четвертом году Зимороев купил в Котлове двухэтажный деревянный дом, в котором ранее арендовал квартиру. Дело так разрослось, что Зимороев для безопасности счел необходимым выбрать патент и до сорок седьмого года вносил налогов сорок тысяч рублей в год. Затем, не имея больше необходимости в широком производстве свечей, заявил о прекращении промысла и торговли.
2
Супруги Буенковы встретили Луганова с распростертыми объятиями и в прямом и в переносном смысле слова.
— А мы-то сегодня не ждали! — восклицали наперебой Алексей Федорович Буенков и Матрена Елизаровна. — И не приготовились! Пирог хотела испечь! Что же не дал телеграммку с дороги, Вася, мил-друг?
Буенков опомнился первым и пустился организовывать:
— Да что же ты, Манюшка? Слезами горю не поможешь. Мотай скорыми ногами за угол. Там главного захвати и еще что под руку попадет на закусончик: ветчинки, колбаски, селедочку, рыбки, икорки, — сама знаешь, — да нет ли студня? Студень — милое дело! И огурчиков, капустки, если схватишь. Да живо же, Мань-Манюша, красота ты моя разлюбезная!
Буенков повел дорогого гостя по коридору коммунальной квартиры на кухню умыться, по пути поясняя:
— Здесь одни наши живут, свои, железнодорожники.
Сбегал в комнату, принес чистое полотенце. Был Буенков, несмотря на округлую фигурку, быстр, проворен. Привел зятя обратно, усадил за еще пустой стол, а сам живчиком катался по комнате, в приятном нетерпении потирая руки и занимая себя и шурина пустыми разговорами о здоровье, о дороге и прочих незначащих, но обязательных для любезности вещах.
Матрена Елизаровна, которую для большего изящества муж назвал Марией, вернулась запыхавшись. Пока она собирала на стол, нетерпеливый Буенков налил три граненые стопки.
— Ну, начнем белым, — пригласил он. — С приездом тебя, Вася! — И высосал свою порцию с наслаждением. — Вот так! Теперь можно потерпеть... — И, откинувшись, привычно потирая ладони, продолжал: — Одно плохо, брат Вася: жирею. Ничего не попишешь, командовать в депо штука хлопотливая, а все не как на паровозе. Ну, я-таки поездил. Оклад, конечно, у меня подходящий. Хотя и в машинистах я свое имел... Помнишь, Манюша?
Буенков раскрывался перед родней, как цветок.
— Живем мы здесь, Вася, не жалуемся. Манюша, правда, будто скучает иной раз, а я так считаю: меньше хлопот. Нет детей — и ладно. Правда, оно вроде и приятно бы, но как подумаешь: тяни их лет двадцать, а что получится — бабушка надвое сказала. Работал много я, всегда работал. И теперь работаю немало. Чего мне не хватает?
Что в этой самохвальной брехне Василию Луганову? Ничего. Но он согревался в радушной обстановке, отходил от обуявшего его под Котловом страха и думал о Буенкове: «Парень свой, теплый. С ним можно...»
— Есть у меня дельце по нашему, приисковому делу, — начал он, подсев поближе к зятю. — Ты мне, Алеша, присоветуй.
— Слушаю, — насторожился Буенков и вильнул глазами на дверь: так выразительно прозвучали простые слова Луганова.
— Манюшенька, — сказал он жене, — подкрути-ка, милуша, радиошку чуть погромче.
С первых же слов Луганова муж подозвал жену:
— Какие между нами секреты!
Выслушав дорогого гостя, супруги посерьезнели, как бывает, когда запахнет большими деньгами. Буенковы, к радости Луганова, подтвердили ходившие по Сендуну слухи: есть в Котлове «такие люди». Буенков кое-кого помянул предположительно из часовщиков. Но ходов к ним не назвал. Любитель похвастать, показать свой ум и осведомленность, Буенков тратил лишние слова и время, и жена прервала его, назвав Зимороева.