Желтый мрак
Шрифт:
— Моя… ходи день, три, семь… — слово семь он говорит как-то безразлично, как-будто он или врет мне, или должен сказать «восемь».
Потом он повторяет:
— Три… семь… — и заглядывает ко мне в глаза. Зрачки у него узкие и острые, и кажется мне, что они походят на тонкие гвозди. Мне становится неприятно. Я отворачиваюсь и отхожу в сторону. Тут же вспоминаю, что надо наказать красноармейцев, но как их найти. Я не знаю их фамилий. Даже сейчас не помню их физиономий. Все же сначала надо переговорить с Звонаревым.
— Дайте бригврача.
— Есть, — дежурит телефонист Петров, он раньше служил во флоте и всегда отвечает по-морски.
Однако слышу:
— Вам кого?
— Николай Иванович. Вы?
— Я.
Я об'ясняю ему все, и прошу увести от меня этого, возможно чумного китайца. Он отвечает, что нет изоляторов и совершенно не знает, куда бы его можно поместить. Потом Николай Иванович спрашивает меня, а давно ли китаец вышел с копей. Я отвечаю. Он говорит, что инфекционный период чумы семь дней. Если китаец не врет, то мне нечего бояться. Хочу поверить, но боюсь. Смотрю на китайца, он уже засыпает. В это время в телефоне слышится голос Этмара. Сначала не могу понять, как он мог попасть в нашу линию. Потом вспоминаю, что это у нас бывает.
— Доктор, зайдите ко мне, исследуйте — я его почти умоляю.
— Хорошо, иду — голос у Этмара спокойный. Становлюсь спокойней и я.
Через полчаса появляется его высокая фигура. У него под мышкой микроскоп. До него, я с китайцем не произнес ни слова. Мы оба почти засыпаем. Я на постели, а он на стуле у дверей. Этмар требует от китайца, чтобы тот плюнул и дал ему капельку крови. Китаец долго не понимает. Этмар показывает, для чего ему это нужно. Он берет микроскоп и сует его китайцу в нос. Тот утвердительно кивает головой и дает требуемое. Дает требуемое? — Вернее плюется на кусок бумаги, подставленный Этмаром, и потом докторским ланцетом чуть разрезает руку. Он улыбается, и протягивает доктору плевок и каплю крови. Доктор вытаскивает какие-то стекляшки и переносит то и другое на них. Потом устанавливает микроскоп и смотрит в него.
Я наблюдаю за его лицом, один глаз у доктора прищурен, над другим три громадных складки. Его лоб тоже весь в складках. Он смотрит так как-будто хочет сам влезть в микроскоп. Иногда на его голове кожа и волосы двигаются. Я стараюсь определить, что у него там под стеклами: чума или нет. Спать уже я не хочу. В голове одна мысль — не заразился ли я.
Но в это время Этмар поднимает лицо.
— Карашо, ошень карашо.
Я уже не раз слышал это «Карашо». Начинаю волноваться и в упор смотрю на Этмара. Этмар улыбается и молчит. Я начинаю сильнее нервничать. Наконец, он повторяет:
— Карашо, ошень карашо.
— Да толком вы мне говорите.
Я готов его побить. И он это чувствует.
— Он ничего не имей. Он не имей чума — произносит он с сожалением, собирает свои инструменты и уходит.
Я показываю китайцу рукой на противоположный от меня угол и говорю:
— Ложись и спи.
Китаец мотает головой. Видимо, у них не принято спать в одной комнате с начальством.
— Спи — повторяю я. Потом сразу же навертывается мысль: а что, если его перевести куда-нибудь. Но куда? Все
Слышу: на крыльце кто-то ходит. Поднимаю голову — в стекло заглядывают две физиономии. Я вскакиваю. Сразу же передо мной встает китаец.
— Откуда он?
— Моя здравству, капитана. Хорошо сыпи? — Китаец наклоняет голову и сгибает передо мной спину в синей делембовой куртке.
— Ба, да это вчерашний перебежчик. — Я пытливо всматриваюсь в его лицо. Оно нормально: желтоватое и чуть грязновато. У левой ноздри китайца родинка. Вчера я ее не видел. Но что это? Его родинка с чуть заметной синевой. Впрочем видимых признаков чума вообще не имеет. И я напрасно так усиленно ее рассматриваю.
— Товарищ командир, мы от дохтура.
Я еле разбираю голоса. Они кричат из окна. Я злюсь и машу им рукой, чтобы они вошли в комнату. Но красноармейцы отрицательно мотают головами.
— Товарищ командир, дохтур зовет.
Они виновато улыбаются и кричат еще что-то. Но что, я не слышу. Это злит меня еще больше. Я срываюсь с места и выскакиваю за дверь. Увидев меня, красноармейцы бегут. Однако я узнаю: — это санитары Звонарева.
— Товарищ командир, на телеграфе чума. Телефон не работает. Дохтура там, и вас зовут. — Они кричат это мне с противоположного конца улицы. Но что с ними сделаешь? Я лишний раз убеждаюсь, что меня все боятся. Меня это бесит, но я сдерживаюсь, поворачиваюсь и ухожу к себе в комнату, а из окна я вижу, как они, обрадованные, бегут, но не к доктору, а на другой конец поселка, видимо домой. Вот, думаю, и поработай в такой обстановке.
Китаец же уже завернул свои вещи и засунул их в передний угол под хозяйские иконы. И только сейчас я заметил, что перед иконами не горят лампады. Обыкновенно они горели день и ночь. Как будто это были неугасимые огни. Я смотрю на лица угодников и неожиданно дико хохочу.
— Капитана, зачем? Нехорошо смеяться бог, — возмущается китаец. Он удивленно смотрит на меня и отходит к двери. Я машу на него рукой. Он ничего не знает. Да ему этого не понять и об'яснять не стоит. Но я-то помню, что до чумы мои хозяева отличались особенной религиозностью. У них во всех углах были неугасимые лампады. А теперь…
— Товарищ командир, как, чайку-то вам надо?.. — Я перестаю смеяться, и поворачиваюсь к двери. Оттуда выглядывает удивленное лицо Федора. Ко мне он не проходит. Но чайник у него в руках и он его ставит около порога.
— Вали-ка, ходя, пей чай, да меня подожди скоро приду.
Китаец широко улыбается и тут же садится за стол.
Глава четвертая.
Телеграф и телефонная станция у нас на краю поселка. От меня версты полторы. Я вскакиваю на своего карего, прижимаюсь к его шее и несусь карьером. Холодный воздух щиплет мне щеки. Сегодня я не умывался. Что-ж, умоюсь воздухом. Вот мне стало и свежее. Но зато у меня начинают мерзнуть пальцы. Странно, но мне это приятно. Вот и изба телеграфа. Я спрыгиваю с коня, заматываю повод о старый плетень и подхожу к избе. Перед ней часовой и толпа народу. Тут же и американка докторов. Это говорит мне, что врачи здесь. Бросаю взгляд на окна. Сквозь застывшие стекла выглядывают испуганные лица телеграфистов. Одного из них, широколицого Тихонова я узнаю. Он почему-то машет мне рукой.