Желтый саквояж
Шрифт:
– Ну. Если взаправду… – Остап задумался. – Америка, это я сгоден [76] , неплохо. Только ты, дивчина, если кохаешь меня, зрозумить должна. Я тут народился, тут моя земля, а не в Америке. И не могу я никуда пойти. Кинуть её оцим… [77] А, да что говорить! Ты ничего такого не думай. Я зараз вроде раздвоенный. Щось таке меня и до тебе тянет. Ты зрозумий… [78]
– Я розумию… Я розумию… Так, Америка, то моя мечта…
76
Согласен.
77
Оцим – этим.
78
Пойми.
Рива, держа во вздрагивающих пальцах листок бумаги с написанными вразброс буквами, время от времени всхлипывала и судорожно сжимала рукой ворот ночной сорочки. На бумажке было крупно написано: «Спасибо». Из плохо прикрытого окна тянуло утренним холодком, а дальше, за стеклом, на скошенной крыше пристройки, по которой явно ещё затемно ушёл Остап, был хорошо заметен след от подошвы ботинка.
Всхлипнув последний раз, девушка тщательно вытерла глаза, оделась и спустилась вниз, в зал. Несмотря на столь ранний час, дядя уже был за шинквасом. Задумчиво перетирая стаканы, он посмотрел на племянницу и негромко спросил:
– Он ушёл?..
Выходит, дядя знал, что Остап ночевал в их доме, и, заметно порозовев, Рива потупилась.
– Ну, не надо так краснеть… – Дядя поставил сверкающий чистотой стакан на шинквас. – Старый Шамес всё понимает. Я знал, что ты его спрятала, и решил, пусть так будет, пусть у моей девочки останутся лучшие воспоминания…
– Почему воспоминания? – вскинула голову Рива. – Я знаю, он любит меня, и, может быть, мы поженимся…
– Э-хе-хе, – горестно вздохнул Шамес. – Пойми, у него свой путь. А у нас с тобой свой…
– Но почему? – загорячилась Рива. – Сейчас же всё по-другому. Вон, все говорят, что бывшая горничная, служившая у Тышкевичей, вышла замуж за красного офицера!
– Нет, я, конечно, понимаю, – Шамес горестно покачал головой. – У пани Тышкевич была вышколенная прислуга, и она не держала за горничную абы что, но всё-таки…
– Что всё-таки? – вскинулась Рива.
– А то, – сердито фыркнул Шамес. – Само собой, эту горничную можно даже любить, как женщину, но если такое происходит, то это значит, что всё снова валится в тартарары…
– Но я же и Остап это же другое, – убеждённо начала было Рива и вдруг осеклась.
– Вот именно, совсем другое, – продолжил за неё Шамес. – Ты, деточка, забыла, ведь за твоим красавцем гонится НКВД, а это, я скажу тебе…
Понимая, что дядя полностью прав, Рива сникла, опустилась на стул и тихо спросила:
– А мне что делать, дядя?..
– Нам, деточка, нам, – поправил её Шамес. – Я тебе уже не раз говорил и повторю ещё раз: нам надо уезжать…
– Куда?.. В Америку?.. Купить билет, сесть на поезд и ту-ту поехали, так?..
Сама не заметив, Рива с насмешкой повторила недавние слова Остапа и безнадёжно махнула рукой. Однако, к её удивлению, дядя внезапно оживился и уверенно заговорил:
– Ты считаешь, что твой дядька совсем дурной? Так, мне известно, да кое-кто из наших и впрямь подурели: и тот мишигене [79] Пинхас, и кто там ещё, собрались ехать в Варшаву, будто они там будут делать коммерцию… О, то будет ещё та коммерция! Это всё равно, что та политика, в которую тут ударились наши нензы, вроде твоего Зямы. Поверь, деточка, у этих амгаарецов [80] там будет такая же коммерция, как тут политика…
79
Придурок.
80
Плебеев.
– Так что, дядя, – Рива с надеждой посмотрела на Шамеса, – мы и вправду поедем в Америку?
– Деточка, это будет очень и очень трудно, но твой старый дядька помнит, что у него не осталось никого, кроме вот этой взбалмошной девчонки. – Шамес показал пальцем на Риву, ласково улыбнулся и закончил: – И потому я хочу, чтобы у тебя была наконец спокойная жизнь и свой дом…
– А как же всё наше? – Рива обвела взглядом зал. – Это что, таки пропадёт?
– Ну, деточка, ну, зачем так плохо думать? – хитро сощурился Шамес и подмигнул Риве. – Я много видел и кое-чему научился. А эту кнайпу я давно продал.
– Что, ещё за злотые? – растерянно спросила Рива.
– Э, деточка… Ты не знаешь, – сощурился Шамес. – Когда-то была такая страна Россия, где даже последнему босяку платили золотом. И хотя такой державы больше нет, деньги её – есть! И за них, как и раньше, можно купить, что угодно и где угодно!
– Так, значит, мы всё-таки уедем?.. – ещё до конца не веря словам дяди, спросила Рива. – Куда?
– Куда?.. Пока в Одессу, – Шамес как-то сразу перешёл на деловой тон. – Твой шлимазл Зяма твёрдо обещал помочь с бумагами. А там, деточка, море, капитаны и ещё…
Шамес вдруг оборвал себя на полуслове, а в его взгляде вдруг возникло нечто такое, будто он впрямь уже видел перед собой море и фелюгу контрабандистов…
Когда ранним утром Остап, спрыгнув с крыши пристройки и выйдя за ворота склада, оказался на пустой улице, он понял, что его задержит первый же постовой. Побоявшись сразу идти в город, он выбрался задами к реке и там, подобрав хворостину, засел в кустах у смытой паводком водяной мельницы, изображая рыболова.
Просидев часа четыре, Остап решил, что опасности вроде как нет, и переулками зашагал в сторону предместья. Добравшись до нужного дома, он зашёл с чёрного хода и осторожно постучал в дверь. Хозяин открыл почти сразу и, едва увидав гостя, поспешно затянул его в коридор.
– Ну, наконец нашёлся, – встретивший Остапа Смерека дружески подтолкнул парня. – Давай, проходи, а то наделал шороху…
– А мне что, самому до криминалу [81] было идти? – отозвался Остап.
81
В тюрьму.