Желтый свитер Пикассо
Шрифт:
– Сергей, лучше по-хорошему скажи – где девушка? Не заставляй меня…
– Послушайте, я все вам уже рассказал! Больше мне добавить нечего. Понятия не имею, куда делась Алевтина Сорокина.
Зотова устало вздохнула, поднялась и прошлась по кабинету, пытаясь оценить последнюю информацию. Не похоже было, чтобы Грушевский врал. Да и Трофимов косвенно подтвердил непричастность оператора к событиям в аэропорту. «Жигули», на которых ездил Грушевский, не совпадали по номеру с теми «девятками», что выехали в то время из аэропорта. Плохо это или хорошо, майор Зотова пока не понимала, склонялась больше к тому – что хорошо, так как теперь появился маленький шанс найти Алевтину живой. Но если Грушевский говорит правду – то кто же тогда похитил Алю и с какой целью? Елена Петровна
Варламов томился в машине под окнами прокуратуры целый день и с нетерпением ждал Елену Петровну. Выходить на улицу не хотелось: помимо Ивана Аркадьевича, на улице томились и журналисты, которые тоже с нетерпением ждали Елену Петровну, чтобы расспросить ее о ходе расследования убийства Виктора Староверцева. Информация о смерти в камере звезды Марии Леви еще не выплыла наружу: инцидент тщательно скрывали. По факту смерти актрисы было назначено внутреннее расследование, но Елену Петровну это почти не коснулось: трясли сотрудников СИЗО, которые дежурили в ту ночь. А майор Зотова перед законом была чиста и невинна. Прокурор пропесочил ее для порядка, но этим все и закончилось. Тем более что начальник был страшно доволен результатами расследования: дело Виктора Староверцева закрыли за отсутствием состава преступления. Грушевскому же предъявили обвинение в убийстве гражданки Симаковой, а Анастасия Звягинцева отправилась домой. Дела, которые Зотова объединила в одно, распались. С убийством домработницы Клима Щедрина вообще все было сложно. Мотив напрямую был связан с заказным убийством гражданина Дании, само же преступление совершилось во Франции, заказчик сам отправился на тот свет, главная свидетельница по делу пропала. У Елены Петровны голова шла кругом, когда она представляла, какие проблемы ее ждут. С другой стороны, в папке с протоколами лежало чистосердечное признание Грушевского. На его квартире нашли следы мышьяка: доказательств было достаточно, чтобы засадить оператора за решетку. Информация, полученная в результате следственных действий, отправлена на родину Ганса Христиана Андерсена. Вот пускай там они со смертью Рутгера Ольсена сами и разбираются! И пускай это будут их проблемы, потому что Грушевского судить собираются, естественно, в России, причем совсем не за убийство датчанина. Неожиданно Зотова повеселела немного, живо представив себе, какую бяку на самом деле она сделала коллегам из другого государства.
Не хотелось выходить на улицу, но все равно пришлось. Варламов тут же вылез из машины и открыл для нее дверь. Зотова юркнула в салон, Иван Аркадьевич уселся рядом, и автомобиль тут же рванул с места. Режиссер молча ждал, напряженно вглядываясь в ее лицо, пытаясь прочитать по нему – осталась ли хоть какая-то надежда?
– Грушевский непричастен к исчезновению Али, больше ничем порадовать не могу. Мы едем в аэропорт, – кратко бросила Елена Петровна. Варламов чуть заметно кивнул и отвернулся к окну. Зотова тоже кивнула, откинулась на спинку сиденья и тут же уснула: обычно сорока минут глубокого сна ей хватало, чтобы восстановить силы и мозги. Обычно хватало… Однако сегодня, когда Варламов разбудил ее на стоянке аэропорта, Елена Петровна подумала, что лучше бы и не спала вовсе. Она совсем расклеилась: голова казалась чугунной, ноги не слушались. Иван Аркадьевич хоть и не спал, но тоже выглядел не лучшим образом: землистый цвет лица, тени под глазами. Как зомби, опираясь друг о друга, они доковыляли до службы безопасности, решив снова начать поиски Алевтины с просмотра записей того дня, когда девушка пропала.
– Ничего! – подавленно сказала Зотова. Они просмотрели записи много раз подряд. От напряжения слезились глаза, изображение на экране расплывалось. – Придется проверять все автомобили, которые выехали из аэропорта с половины девятого до… девяти. Или с половины десятого? Нереально! Практически одновременно несколько рейсов приземлилось. Народу в аэропорту прорва была. А если машина не сразу выехала со стоянки? Нет, нереально, – Зотова откинулась на спинку кресла. – И свидетелей искать бесполезно. Кто сможет опознать Алевтину по старым фотографиям, если короткая стрижка изменила ее до неузнаваемости? Поразительно, Варламов, если бы Алевтина не пропала, то ни один таможенник не остановил бы ее на границе.
– Может быть, попытаться найти свидетелей, показывая всем фото Мишель Ланж? – предложил Варламов.
– Господи, какая чушь лезет вам в голову! Вы уж простите меня, уважаемый Иван Аркадьевич, но сил моих больше нет!
– Что вы сказали? – Иван Аркадьевич переменился в лице. Он вдруг стал белым.
– Вам плохо? – осторожно спросила Елена Петровна.
– Простите… Да… Что-то душно здесь. Давайте еще раз посмотрим запись. Еще раз. Последний.
– Ну хорошо, – озадаченно сказала Елена Петровна. – Давайте посмотрим.
На дисплее в сотый раз начали прокручиваться кадры. Варламов вскочил и ткнул в экран пальцем:
– Это что – зал прилета?
– Да, прилета. Она, вероятно, решила пройти в другое крыло, через аэропорт, и подняться на второй этаж на лифте или на эскалаторе. А… что? – Зотова растерянно посмотрела на Ивана Аркадьевича.
– Вы сказали, что одновременно приземлилось несколько самолетов! Половина девятого. Полчаса на таможенный контроль. Багаж. Все сходится. Париж! Рейс из Парижа. В это время должен был приземлиться рейс из Парижа АF 2944. Ах, я старый дурак! Как же я сразу не понял! – Иван Аркадьевич эмоционально хлопнул себя по бедрам ладонями и заметался по комнате.
– Да не кричите вы! Успокойтесь! И объясните все толком, – разволновалась Зотова, наблюдая за хаотическими передвижениями режиссера.
– Не может этого быть! Все плохо, все очень плохо! – рявкнул Варламов вместо ответа, продолжая бегать взад-вперед.
– Чего не может быть? Что плохо? – Елена Петровна разозлилась.
– А то, что в это время в зале прилета один человек с нетерпением ждал этот рейс АF 2944, потому что думал, что этим рейсом должна была прилететь из Парижа в Москву Мишель Ланж!
– Пикассо! – воскликнула Зотова, округлив глаза. – Алевтина поехала к Пикассо – смотреть выставку его работ! Старушка передала ей приглашение на выставку! – Елена Петровна всхлипнула, шумно вдохнула и басовито захохотала на весь аэропорт. – Варламов, вы идиот! – хохотала Зотова. – Вы хоть понимаете это? Что вы – идиот! Знаете, почему Алевтина смеялась? Она над вами смеялась! Жизнь-то, она по своим законам развивается! У нее свой сценарий. А люди – не пешки, чтобы ими играть.
– Тихо, тихо… – Варламов приложил палец к губам, глаза его стали совершенно безумными и больными. – Все правильно. Девочка, глупенькая… Любопытная девочка… Дурочка… Вот где ошибка! Я все исправлю. Маленькая моя девочка… Потерпи, все будет хорошо!
Зотова резко перестала смеяться. Ей стало жутко смотреть, как режиссер разговаривает сам с собой… Она осторожно обняла Варламова за плечи и повела к машине. А он все шептал и шептал что-то о своей девочке – маленькой, глупенькой, дурочке…
За окном мелькали влажные рекламные шиты, освещенные фонарями. Щетки размазывали капли первого майского дождя по стеклу, в салоне приятно пахло кожей и освежителем воздуха: синтетический, душный аромат малины. Зотова открыла окно, ей хотелось высунуться на улицу и выветрить из головы чувство жалости и вины. Какого лешего она связалась с этим большим безумным ребенком?
Когда они подъехали к дому, дождь кончился. В весенней луже на тротуаре отражался свет окон квартир, мокрый асфальт, усыпанный опавшими соцветиями яблони, казался липким. Елена Петровна потянулась к ручке двери, но Варламов ее остановил.
– Не просветите, голубушка, сколько в Москве галерей, где можно устроить выставку своих работ? – серьезно спросил Варламов. – Впрочем, неважно. Можно пойти по более простому пути. Обойти галереи, где в день приезда Мишель Ланж в Москву состоялось открытие вернисажей. Не думаю, что их много, душа моя. Пожалуй, я управлюсь без вас. А вы отдыхайте. Устали вы, я смотрю. Переутомились. За помощь спасибо и за приют. Будьте счастливы.