Желтый свитер Пикассо
Шрифт:
– Мы хотим эти картины, – вторила Константину Мишель.
– Есть одна проблема, – сконфуженно сообщила хозяйка.
– Какая? – ласково поинтересовался Мазин.
– Он действительно собирался выставляться у меня. Я вышла на его агента и нашла с ним контакт, уговорила… Но в последний момент художник неожиданно передумал. Собственно, поэтому выставка и просуществовала недолго. Не дрянь же всякую показывать приличным людям, – вздохнула хозяйка и кивнула в сторону картин на стене.
– В чем же проблема? – надменно спросил Мазин. – Мы готовы заплатить вдвое больше указанной в каталоге суммы.
– Вряд ли его это заинтересует. Он сложный человек. Пишет картины для удовольствия. Продает редко и не всем, а только по рекомендации.
– В таком случае организуйте нам эту рекомендацию и встречу с художником. Поверьте, мы в долгу не останемся. Возможно, в процессе беседы найдем какой-нибудь компромисс, и нам удастся его заинтересовать.
– Понимаете, он ведет очень уединенный образ жизни…
– С вами или без вас, но мы этого художника
– Я подумаю, что можно сделать, – сломалась женщина и протянула Константину свою визитку. – Позвоните мне завтра.
– Постарайтесь, Зинаида Аркадьевна! Простите, мы не представились. Меня зовут Константин, а мою супругу – Мишель, – сунув картонный блестящий прямоугольник во внутренний карман куртки, сказал Мазин.
– Мишель Ланж, – улыбнулась француженка.
– Приятно познакомиться. – Зинаида Аркадьевна чуть заметно поклонилась, развернулась и торопливо повела их к выходу. Они простились. Пока шли к «Порше», Мазин обнимал Мишель за талию, предусмотрительно открыл для нее дверь, помог сесть. В общем, всячески изображал из себя галантного кавалера и заботливого супруга. Естественно, из окон галереи за ними внимательно наблюдала пара любопытных глаз.
– Мы с женой… – хмыкнула Мишель, как только машина тронулась с места. Она залезла в сумочку, достала из пачки сигарету и долго не могла прикурить, чиркая дешевой зажигалкой. Мазин пошарил по карманам и сунул ей под нос «Зиппо». Вспыхнуло голубоватое пламя, слабо запахло бензином, салон заполнил сизый дымок. Мазин сунул зажигалку обратно в карман и немного приоткрыл окно с ее стороны. Дым от сигареты ускользнул в ночь.
– Завтра получишь своего несравненного Пикассо! Надеюсь, ты довольна? – поинтересовался он и усмехнулся.
– Да, завтра я получу своего Пикассо! – неожиданно взвилась Мишель. – Ты тоже должен быть доволен! Очень скоро в Париже пройдет выставка твоих работ, и я оставлю тебя в покое.
– Мишель, послушай… Все это, конечно, хорошо. Но мне не понравились его картины. Они…
– А мне не понравились твои! – закричала Мишель. Константин дернулся, как от удара: она попала ему под дых.
«Невыносимая девочка Мишель. Злая, невыносимая девочка!» – запульсировало у нее в висках. Руки замерзли… Он сосредоточился на дороге и ничего не сказал. Она затушила недокуренную сигарету в пепельнице.
По ночной Москве до дома на Остоженке они добрались быстро. Яркими огнями светился с виду хрупкий Крымcкий мост. Он высадил ее у подъезда. Вежливо простился. Лучше бы он ей нагрубил! «Порше» умчался прочь. Визитка хозяйки салона осталась в кармане Мазина. Все было странно. У подъезда отцветала сирень, роняя на асфальт подвядшие россыпи оттенка violacй. [7] Жизнь казалась неловкой и пугающей, как невыученный урок, но наперекор всему пахла счастьем. Так пахнет каждый год весна…
7
Фиолетовый (фр.).
Глава 9
Ассоциации
«Иди туда – не знаешь куда! Найдешь то – не знаешь что!» – Зотова бродила по залу галереи на Гоголевском бульваре и злилась. Мало того, что она терпеть не могла сюрреализм, так еще свой отгул потратила на посещение вернисажей! В отделе информации ей выдали справку, где указали три адреса. В одном художественном салоне выставка уже закрылась. По другому вернисажу Елена Петровна прослонялась четыре часа, «любуясь» на полотна авторов с однозначно серьезным сдвигом сознания, пытаясь вычислить виртуального возлюбленного мадемуазель Ланж. Бесполезно: на что она рассчитывала – непонятно. А в довершение всего в конце этого «чудесного» дня ей приходится созерцать лягушек со всеми их анатомическими подробностями! Дивные, однако, картины выбрал Клим Щедрин, чтобы сразить француженку, молодец! Впрочем, совсем не ради картин Клементия Конюхова майор Зотова сюда приехала. Другой художник привлек ее внимание: сюрреалист Константин Мазин, чья выставка должна была открыться в день приезда мадемуазель Ланж в этой галерее, но она так и не состоялась. Дату перенесли по каким-то причинам, и что это за причины, майор Зотова собиралась выяснить. Однако вразумительного ответа ей получить так и не удалось. В администрации ей выдали номер мобильного телефона художника, сообщили его паспортные данные и место регистрации. И что ей это давало? Ничего. Она эту информацию еще с утра знала, как знала реальные имена и фамилии всех прочих живописцев, которых сегодня просмотрела. Выходило, что приехала она зря. Вот и кончился ее отгул. Бездарно время провела. А запланировала отоспаться, на вещевой рынок съездить, кофточку себе приглядеть и босоножки удобные на лето… Ничего не успела, ноги только все истоптала! Зотова с тоской посмотрела на свою обувь: на левом ботинке порвался шнурок. Неудачно порвался: завязать его было невозможно. К счастью, ноги у нее отекли, ботинок не сваливался. До дома она доедет без проблем, стыдно только. Елена Петровна повздыхала еще какое-то время, взглянула напоследок на картины Константина Мазина и побрела к выходу. Радовало только одно: живописные полотна Мазина, в отличие от прочих кошмарных абстрактных шедевров, на которые ей довелось сегодня посмотреть, не вызвали
Ругая себя на все лады, Елена Петровна добрела до дома и без сил рухнула на постель. Перед глазами стояли яркие сюрреалистические картинки, расчлененные лягушки, странные портреты, искаженные воображением художников, женщины с уродливыми лицами… Зотова раздраженно перевернулась на другой бок и положила на голову подушку. Совсем, видно, она рехнулась: все в мозгу перемешалось. Женщины с уродливыми лицами были совсем из другой оперы. Хотя убийца балерины Нонны Раевской и скрипачки Иваны Брегович в душе, похоже, тоже был авангардист… С лицами своих жертв такой «сюр» сотворил, что родственники опознали их лишь по одежде и украшениям. От собственных циничных ассоциаций Елену Петровну передернуло. Снова вспомнились картины Константина Мазина. Что-то не давало ей покоя, мешало уснуть. Измученная Елена Петровна проворочалась полночи в постели, ругая режиссера Варламова. Кого-то же нужно было ругать? Уснуть удалось лишь к четырем часам утра. Ей снилась Москва-река, холодная и мутная, девушка со скрипкой и изуродованным лицом… Скрипка… Светлые волосы, измазанные зеленой краской…
С утра она снова была в галерее и покрасневшими от недосыпа глазами внимательно разглядывала одно из живописных полотен сюрреалиста Константина Мазина, названное «Ноты души». Именно эта картина привлекала внимание следователя, но почему – Елена Петровна никак понять не могла. Ничего особенного там изображено не было: композиция напоминала натюрморт. От напряжения у Елены Петровны зарябило в глазах, разболелась голова, но картина не отпускала. Зотова отошла на несколько шагов назад, потерла глаза ладонями, снова взглянула на полотно и почувствовала, как холодная волна пробежала по позвоночнику. Издали картина выглядела иначе: изменила свою форму, словно трансформировалась, и Зотова увидела хрупкую девушку со светлыми волосами, чувственно ласкающую своими пальчиками скрипку…
– Мать честная! – охнула Елена Петровна и потянулась за телефоном.
Информации по делу двух убитых девушек: балерины Нонны Раевской и скрипачки Иваны Брегович было крайне мало. Зотова буквально по крупицам ее собирала, в папочку складывала, систематизировала, анализировала. Обе – молодые, привлекательные, принадлежащие к творческой среде. Обе из благополучных интеллигентных семей с хорошим достатком. Ивана Брегович вообще была самой настоящей аристократкой, современной представительницей австро-венгерской монархической династии. Обе пропали при загадочных обстоятельствах и были найдены в Москве-реке спустя некоторое время после своего исчезновения. Способ убийства и изуродованные лица жертв не оставляли сомнений – девушек убил один человек. Почвенный анализ микрочастиц с подошв их обуви свидетельствовал о том, что жертв перед смертью держали где-то в пригороде. Точное место утопления определить не удалось. На основе экспертизы илистых отложений и планктона с одежды убитых, анализа скорости течения и времени смерти криминалист вынес предположение, что трупы скинули в воду в районе ближнего Подмосковья, примерно в одном и том же квадрате. Также было установлено, что на волосах Иваны Брегович осталась масляная краска, но не строительная по составу, как предполагалось ранее, а художественная. Вот это и беспокоило Елену Петровну Зотову более всего. Из головы не шла странная картина Константина Мазина «Ноты души». Вспоминая собственную реакцию на живописное полотно и ощущение неприятного озноба, Елена Петровна ловила себя на мысли, что думает о девушке, изображенной на картине, в прошедшем времени, словно натурщицы уже нет в живых. От этой мысли холодело в душе. А вдруг на картине на самом деле изображена хорватская скрипачка Ивана Брегович? Что, если, разыскивая виртуального дружка Мишель Ланж, она таким немыслимым образом вышла на след убийцы и скрипачки, и балерины Раевской? Но это же невозможно! Невозможно, если, конечно, виртуальный Пикассо и маньяк – не один и тот же человек. Алевтина получила пригласительный билет на выставку художника – и пропала. Константин Мазин, чья выставка должна была состояться в день приезда Мишель, но так и не состоялась, вполне может оказаться Пикассо! От волнения Елена Петровна не заметила, как разгрызла напополам кончик своей шариковой ручки, и теперь стержень при письме выскакивал наружу. Испортила хорошую вещь, удобную, привычную, с грустью подумала следователь. Пришлось срочно искать новое «перо»: для беседы к ней должна была вот-вот явиться мать балерины Раевской.