Желудь
Шрифт:
Бросать бедолагу вот так было как-то по-свински. Поэтому Иван его затащил в полуземлянку и уложил на солому. Ну и сам лег рядом, погрузившись в грезы.
Да, где-то на краю сознания жужжал комарик сомнений. Дескать, все слишком странно. Но он от него отмахивался не глядя. Решительно изгоняя из головы и прочие нервические вещи. Решив, что история упрямая штука и так просто ее с колеи не свернешь… наверное…
Иван наслаждался моментом, переполняясь эмоциями и впечатлениями. Ведь получалось, что они теперь в лаборатории могут брать тела под свой контроль. Точек входа за столько лет экспериментов накопилось множество:
Все эти мысли роем кружились в голове Ивана.
Тревожили и будоражили его, не давая заснуть. А он с нетерпением ждал отключения по таймеру. Даже не догадываясь о том, что ни лаборатории, ни его самого не стало уже в первые секунды подключения…
[1] Точная датировка главному герою не известна. Пока.
[2] Здесь и далее будут применяться преимущественно адаптированные формы имен и слов, чтобы читатель не ломал себе голову. В варианте для II века, то есть, в эпоху до первой палатализации (а их к X-XI веку прошло аж три штуки), когда [г] еще не перешло в [ж'], а редуцированные не пали — это имя выглядело бы вот так: Нэгьданъ, где «ь» сверхкраткое [э], а «ъ» — сверхкраткое [о]. Попробуйте это произнести.
[3] Формально антисептики можно было найти, природные, но понимания септики-антисептики до второй половины XIX века отсутствовало как категория.
[4] Автор здесь берет за основу жилище, описанное в серии, издаваемой институтом археологии РАН Раннеславянский мир. Археология славян и их соседей. Выпуск 10. Памятники Киевской культуры в лесостепной зоне России (III — начало V в. н.э.). Да, чуть попозже. Но в этом плане ситуация во II веке вряд ли как-то значимо отличалась, оформившись после кризиса I века, из-за которого Зарубинецкая археологическая культура (одним из наследников, которых является Киевская, занимая примерно ту же территорию) очень сильно и быстро деградировала.
[5] Такого рода бытовые ножи были характерны еще очень долгое время и по данным археологии бытовали до высокого средневековья и далее.
Часть 1
Глава 2
166 год, июнь, 3
Давило.
Сильно давило.
В районе мочевого пузыря. До рези.
Отчего Иван не проснулся, а скорее подскочил, вылетев из полуземлянки как пробка из бутылки. Сонный, с полузакрытыми глазами он пристроился возле ближайшего лопуха и зажурчал.
Несколько мгновений спустя комар, ловко приземлившись на шею, начал ее грызть, словно натурально польский бобер. Отчего Иван невольно выругался, рукой прогоняя кровососа, и замер, испытав ощущение, близкое к ужасу.
Срок работы таймера, который должен был автоматически прервать подключение к Неждану, давно истек. Но он все еще находился тут.
В этом чертовом II веке нашей эры!
В глуши.
В теле молодого паренька,
Журчание прекратилось.
Но он продолжал стоять стеклянным истуканом, упершись взглядом в лопухи. Сам факт такой ситуации попросту не укладывался у него в голове. Ведь это означало, что? Смерть. Верную смерть там — в будущем. Капсулу-то никто не оснащал средствами жизнеобеспечения.
Ни еды.
Ни воды.
Ни даже отвода продуктов жизнедеятельности, из-за чего приходилось туда ложиться в памперсе для взрослых…
Немного поразмыслив, Иван пришел к выводу, что они совершили прорыв и зашли намного дальше ожиданий. Не просто увеличив глубину подключения, а тупо перезаписав личность одного человека в голову другому. От старого владельца тела остались только кое-какие обрывочные воспоминания да знание языка. С последним повезло, не иначе.
А он…
А кто он?
Судя по всему, там, в будущем остался умирать старый Иван. Причем без всяких шансов на выживание. А здесь, в 160-х годах образовался его ментальный клон. По сути — новая личность на базе этого тела. Иначе объяснить получившийся феномен он не смог.
А значит, что? Правильно.
— Неждан умер, да здравствует Неждан, — тихо и очень глухо произнес он.
«Эффект бабочки» его больше не беспокоил. Потому как сохранить канву естественного хода истории он уже не мог. Да и было ли теперь то будущее? Скорее всего, нет. Во всяком случае, для него.
Никогда бы на такое переселение он добровольно не пошел. Однако раз вляпался, то, чего теперь ломаться? Вот он и решил действовать по принципу «сгорел сарай, гори и хата». То есть, выживать и устраиваться на новом месте без оглядки на всякие условности…
В этот момент в полуземлянке застонал его раненый гость. И Неждан, выйдя из ступора, направился к нему.
— Как спалось? — спросил он входя.
— Попить бы… — тихо прошептал этот мужчина.
И парень охотно ему помог. Невдалеке от полуземлянки был выход родника, откуда брали питьевую воду. Вот туда с корчагой Неждана и метнулся. Надо бы прокипятить. Но хвороста мало и времени нет. Поэтому напоил этой.
— Плохо мне, — произнес мужчина.
— Голова болит? Мутит?
— То не беда, — вяло отмахнулся он. — Жар, чую, заходится. С такими ранами сие верная смерть.
— Звать-то тебя как?
— Вернидуб.
— А я, Неждан. Будем знакомы. — произнес бывший Иван, невольно усмехнувшись и припоминая один сериал. — Слушай, а у тебя сына с именем Святослав нету?
— Нету. — вяло ответил тот.
— Ну и ладушки. Давай на свет выйдем. Я твои раны посмотрю. Может, не все так плохо.
— Разумеешь в них?
— Немного…
Беглый осмотр ничего особенного не дал. Все было закрыто спекшейся кровью и грязью. Так что для начала решили заняться едой, отложив процедуры. С вечера-то ужина не получилось. Неждан же не пекся о бренном, ожидая сеанса отключения. Раненный же мужчина не ел и того больше — почитай сутки.
А еды не было.
Вообще.
Все, что можно пожевать, Неждан съел еще вчера. Потому он и отправился к зарослям рогоза. Центральная часть его стебля, укрытая жесткими темными листьями, была полезна и вкусна. Да и корни, богатые крахмалом, вполне годились в пищу.