Жемчужина Нила
Шрифт:
Джоан с трудом сдерживала слезы, впав в отчаяние.
— Он убьет его, — сказала она Алмазу — Ну, думаю, ваш Джек — парень что надо, не так ли?
Джоан в недоумении посмотрела на него — ей было не до смеха.
— Остановите их!
— Именно это я и собираюсь сделать, глупая женщина.
Алмаз взял за руку мальчика лет восьми, вытащил его из толпы, и они вместе подошли к борцовскому кругу. Он поднял мальчика на руки и начал подбрасывать его в воздухе, крутя вокруг своих плеч и корпуса. Он подкидывал его и ловил в самый последний момент, не давая упасть на землю. Джоан, да и вся толпа, словно завороженные, смотрели, как Алмаз подкидывал и швырял парнишку, словно резиновую дубинку. Мальчик заливался хохотом, визжал от восторга.
Зрители потеряли всякий интерес к борцам и от души смеялись над новым представлением. Они всплескивали руками, когда юный акробат пролетал у Алмаза между ног, затем взлетал над его плечом, после чего опять устремлялся вниз.
Нубиец высоко поднял кричавшего Джека, развернулся и собирался швырнуть его на землю, когда вдруг тоже увидел Алмаза. Он остановился, замер и разразился хохотом.
В эту минуту Джоан видела только испуганное лицо Джека. Если бы нубиец не остановился, он запросто мог сломать ему позвоночник. Нубиец трясся от смеха и уже больше не мог держать соперника, потому и бросил его, как мешок с картошкой.
Джек с глухим звуком ударился о землю, но, к счастью, серьезных повреждений не получил. Пока его противник заливался громким смехом, Коултон подошел к нему сзади и нанес удар в голову. Нубиец рухнул как подкошенный.
С видом победителя Джек упал на одно колено, с трудом переводя дух, и улыбнулся Джоан.
— Я победил… Я победил.
Убедившись, что Джеку ничто не угрожает, Алмаз закончил свое представление. Он стал раскланиваться перед зрителями, которые бурно его приветствовали.
Джоан подбежала к Джеку и обняла его. Она обернулась и посмотрела с благодарностью на Алмаза, который уже не первый раз спасал их. Она никогда не забудет этот день и этого человека.
Глава 16
Полночную тишину синей ночи, опустившейся на пустыню, нарушали далекие завывания шакалов, вышедших на охоту. Их жалостный плач терялся и замирал среди песчаных барханов.
В ослепительно ярком костре трещали сухие ветки, выбрасывая в небо миллион искр. Один из дервишей подкинул в огонь еще полено, загородил лицо от нестерпимого жара, после чего отошел в сторону.
Тарак стоял перед Ральфом с серьезным видом: когда дело касается ритуала, легкомыслие недопустимо. Стать дервишем — огромная честь.
За всю свою жизнь Тарак только дважды столкнулся с тем, что семья допустила постороннего к испытанию на звание дервиша. В течение нескольких столетий о тех, кто прошел через это испытание и остался жив, слагались красивые легенды. Те же, кто не выдержал, в былые времена осыпали дервишей проклятиями, но, как правило, эти проклятия оборачивались против самих хулителей. Дервиши владели тайнами волшебства. Чужестранцы были неверующими, а пройти через этот обряд мог только сильный человек, сильный душой и телом. От него требовалось огромное желание и вера в то, что он хочет стать дервишем. Только необыкновенный человек способен на такое.
Ральф твердо высказал свое желание, но у Тарака были сомнения на его счет, и испытание должно было подтвердить или опровергнуть их.
Он встал перед Ральфом.
— Чтобы стать одним из нас, ты должен видеть не только глазами, но и сердцем.
Ральф кивнул. Это было довольно просто.
— Понял.
Тарак повысил голос, чем напомнил Ральфу одного телепроповедника.
— Твое сердце не будет знать страха или боли, если ты познаешь наш путь.
«Ах, вот в чем дело», — подумал Ральф, По-видимому, под словом «путь» Тарак подразумевал волшебство, о котором часто говорил. Ну, этого он уже достаточно насмотрелся, видал, какие колдовские штучки откалывали чокнутые кочевники. Неожиданно уверенность покинула его.
Тарак выглядел очень довольным.
— Ты должен научиться доверять только своему сердцу.
Затем один из братьев запалил от костра факел и пошел в темноту к тому месту, где собрались остальные. На земле они сделали дорожку, сложив ее из дерева, камней, травы и веток. Тарак шепнул, что это — «огненный путь». Ральф чуть не задохнулся от страха, когда дервиш нагнулся и факелом поджег траву. За несколько секунд огонь распространился по дорожке более чем на пятнадцать футов.
— А это к чему? — требовательно спросил Ральф.
— Ты смотришь глазами, — ответил Тарак.
Братья впали в настоящий экстаз, распевая ритуальные песни и прыгая через охваченную пламенем дорожку. Некоторые из них бросились к верблюдам и вернулись со своим реквизитом. Они вопили и пели, жонглируя мечами и перебрасывая их через пламя, затем выхватили сабли и стали размахивать ими над головами, испуская крик дервишей.
Ночь над пустыней наполнилась пением и торжественными молитвами. Шакалы прекратили свой плач и поспешно скрылись.
Один из братьев подвязал свой бурнус и босиком двинулся по горящей дорожке, в то время как другие размахивали перед ним саблями. Когда он прошел ее до конца, они радостно приветствовали его, похлопывая по плечам и целуя в щеки. Он был настоящим дервишем.
— Подавитесь вы этим чертовым алмазом, — отвернувшись, произнес Ральф. Он не позволит им сделать из себя шиш-кебаб.
Тарак выхватил кинжал, ярко сверкавший в свете костра, и приставил его к горлу Ральфа — ведь все это было устроено ради него.
— Ты боишься?
— Конечно боюсь! Я всегда боялся.
— Ты веришь своим страхам. Если ты будешь верить, что что-то причинит тебе боль, тебе действительно станет больно.
Ральф посмотрел на огонь, потом на нож. Тарак вел с ним честную игру, но Ральф был здравомыслящим городским жителем и не мог верить в такую чушь. Он не вчера родился и знал, что за всем этим кроется нечто еще.
— Это трюк, да? Вы что-то надеваете на ноги? Что? В чем секрет?
— Секрет? — Тарак склонился над Ральфом и зашептал заговорщически:
— Не говори «ой».
Ральф с трудом улыбнулся, видя, как Тарак острием кинжала указывает на огонь и, положив свою сильную руку на спину Ральфу, слегка подтолкнул его. Ральф неохотно двинулся за Тараком к горящей дорожке.
Он слышал, как стучало его сердце. Если бы его колени и дальше так дрожали, то они, наверняка, покрылись бы синяками. Ему и раньше доводилось испытывать чувство страха, но такого — никогда. Однако внутренний голос подсказывал, что он выкарабкается.