Жемчужина в мутной воде
Шрифт:
— Здрасьте, — сказала я. — А Владимир Сергеевич…
— А он вышел, — живо ответила девушка.
— Я уже вошел, — послышался знакомый голос позади меня. Я обернулась и увидела Порошина.
— Привет.
— Здравствуйте, девушки, проходите. — Он подтолкнул нас со Светой немного вперед и закрыл входную дверь. — Располагайтесь, где вам удобно.
Сам хозяин кабинета сел на свое рабочее место, мы расположились напротив.
— Ты не познакомишь нас с девушкой? — Я кивнула на незнакомку. — Еще одна твоя одноклассница?
— Нет, — Владимир немного
— Мальвина? Это что, оперативный псевдоним?
— Нет, это мое имя. Мальвина Ларина. — Смелая девушка приблизилась ко мне и протянула руку.
— Ого, Мальвина Ларина? Надо же, какое поразительное смешение литературных персонажей. — Я пожала ее хрупкую ладошку. — Можно спросить, а какое же у вас отчество?
— Константиновна.
— Да, отчество немного не вписывается в общую картину, — улыбнулась я.
— Мальвина, не обижайтесь на Евгению Максимовну, — вмешался Порошин, поддержав юную практикантку. — У нее своеобразное чувство юмора. — Он наградил меня осуждающим взглядом.
— Ничего страшного, я привыкла. За двадцать лет сознательной жизни только ленивый не подшучивал над моим именем.
А девушка не робкого десятка оказалась. Палец в рот не клади, по локоть откусит. Такая сумеет за себя постоять.
Владимир настоял на том, чтобы Мальвина Ларина тоже присутствовала при нашем разговоре, объяснив это тем, что именно она будет на подхвате, поможет, подскажет, подстрахует.
— Ты думаешь, я сама не справлюсь? — Мне пришлось отвести Порошина в сторону и поговорить с ним тет-а-тет. Я была раздражена, услышав подобную новость.
— Женя, как ты могла такое подумать? — шептал он в ответ. — Ты пойми, это дело уже уголовное, должен же быть наблюдатель со стороны правоохранительных органов. Вот Мальвина и будет этим наблюдателем.
— А ты чем не наблюдатель? — парировала я.
— Женя, — он стал говорить еще тише, практически припал к моему уху, — Ларина пробивная девчонка, она чуть что — сразу к начальству бежит. Вот и это дело она для себя вытребовала. Говорит, несложное, неопасное, именно с такого и хочет начать.
— А ты что, не можешь ее отстранить?
— За какие такие провинности я ее отстранять должен?
— Делай что хочешь, но я с ней работать не собираюсь. — Я была категорична в своем заявлении и не позволила Порошину возразить. — Даже не пытайся. — Я приложила палец к его губам. — Я сама по себе, она сама по себе. Все.
Мальвина Ларина корректно проигнорировала нашу бурную с Порошиным беседу, но, едва мы закончили, сказала:
— Владимир Сергеевич, я бы хотела снять показания с потерпевшей.
Мордакина растерянно посмотрела сначала на меня, потом на Мальвину.
— С меня снять показания? — робко поинтересовалась она.
— Да, Светочка, так надо, — снова поддержал молодую коллегу Владимир.
Но, прежде чем отдавать бывшую одноклассницу в руки энергичной практикантки, Порошин проинструктировал Мордакину и посоветовал ей не рассказывать
— Можешь поморочить ей голову, а мы тут с Евгенией Максимовной решим, что делать дальше. Не волнуйся, все будет хорошо. — С этими словами Владимир проводил дам в соседнюю комнату, а сам вернулся к своему рабочему столу и внимательно посмотрел на меня. — Ну что, тебе все еще интересно посмотреть дела двух погибших порноартисток?
— Разумеется, — оживилась я и подсела ближе к столу. — Они у тебя?
— Да, специально для тебя сделал копии. Но имей в виду, Светлане об этом ни слова, она очень впечатлительная, может только осложнить дело. Я рассчитываю только на твой опыт и интуицию.
— Дела давай, учитель, — усмехнулась я, выслушав наставления Владимира.
Я неспешно листала тоненькое дело первой жертвы, Марины Ольшанской, параллельно выслушивая короткие комментарии Порошина.
— Примерно за полгода до гибели она развелась с мужем, по словам родственников и знакомых, впала в жуткую депрессию и нашла для себя утешение, снимаясь в порнухе. Дама образованная, два высших образования, французский в совершенстве…
— И что, даже никаких подозреваемых в деле не было? Может, бывший муж, любовник?
— Да не было никого. Как услышали о депрессии, об образовании, быстро истолковали это как мотив для самоубийства, мол, пришла в себя, осознала, в какое дерьмо вляпалась, и решила свести счеты с жизнью, стыдясь своего положения.
— А записка была?
— Не было ничего. Разве что пустая бутылка из-под виски на столе и высокий уровень алкоголя в крови.
— Но это действительно тянет на суицид, хоть и не было записки, — заключила я, откладывая дело в сторону.
— И я бы так подумал, если б не второй, похожий случай. Регина Румянцева из Карасева. Она была студенткой сельскохозяйственной академии, параллельно снималась в кино. Ее соседка по общежитию утверждала, что Регину кто-то цинично и безжалостно изводил на протяжении трех недель.
— Имя соседки известно?
— Да, в деле есть ее имя.
Я внимательно просмотрела и второе дело, которое состояло из нескольких страниц рукописного текста, сделала необходимые для себя пометки и отложила папку в сторону.
— Ладно, придется мне смотаться в Карасев, благо по соседству.
— Хочешь поговорить с сотрудниками милиции?
— Да нужны мне твои сотрудники милиции, — усмехнулась я. — Они уже и забыли про это дело, наверное. С соседями поговорить хочу.
— А Светку за собой потянешь?
— Конечно, не дома же мне ее запирать.
— Но она начнет вопросы задавать, еще догадается, что все не так просто.
— А что ты мне прикажешь делать, хранить это в глубочайшей тайне? Нет уж, если ты не забыл, я предпочитаю владеть полной информацией, а вот это, — я указала на дела погибших девушек, — записки какие-то, а не подробности. Если эти дела и то, что сейчас происходит в жизни Светланы, связаны, я эту связь обнаружу и приму меры.