Жемчужный король
Шрифт:
— Знаешь что, — продолжала Марина. — Я не планировала становиться любовницей, но как-то так вышло. Такие вещи наверно никто не планирует.
— Марина, ты прекрасно знаешь, что мне достаточно одного твоего слова, чтобы развестись с женой. Тогда ты не будешь ни любовницей ни кем-то другим, ты будешь лишь той единственной, кого я безумно люблю.
— Я не хочу этого, — ответила она.
— Почему? Я этого не понимаю. Неужели тебе нравится жить так?
Марина погрузилась в раздумья, но всего лишь на пару секунд. Она была готова сказать все то же, что и обычно.
— Меня
— Я не люблю ее, — это был слабый аргумент, но хоть какой-то.
— Любовь это не обязательный компонент хороших отношений. Есть вещи намного важнее, на которых держится брак.
Что-то холодное проскользнула между ними, но Марина улыбнулась и прогнала тень непонимания. По ней было видно, что она хочет продолжить свою игру и сопротивляться было бы бесполезно.
— Знаешь, Рома, а слово «любовница» не такое уж и страшное. Есть в нем что-то обольстительное и роковое, — она говорила слишком серьезно, вот-вот должна была появиться улыбка. И она появилась.
Марина уже целовала его в губы, Роман запускал пальцы в ее волосы, и снова весь мир переставал существовать.
Марина лежала на боку, ее каштановые волосы, словно спутавшиеся травы, падали вниз на белые подушки и простыни. Она смотрела, смотрела на Романа, и внезапно упала на свою подушку.
— Рома, я хочу сказать тебе одну вещь, — тихо, словно боясь потревожить его мысли, сказала Марина.
— Я тебя слушаю.
— Я почему-то уверена, что умру как-то очень глупо. Ну знаешь, некоторым людям падает кирпич на голову, когда они идут забирать миллионный выигрыш в лотерее или они давятся своим свадебным тортом. Вот и я думаю, что умру ужасно глупо, пообещай, что не будешь смеяться.
Роман думал, что она шутит, но посмотрел на Марину и понял — нет. Она, правда, в это верила.
— Что за глупости? Выкинь эти мысли из головы.
— Это не глупости. Я в этом я уверена, — чуть ли не обиженно говорила Марина.
— Ты умрешь через очень много лет, когда будешь очень старенькой, а сейчас не надо думать о смерти.
— Пообещай, что не будешь смеяться.
— Обещаю. Я и не смогу смеяться, ведь когда ты умрешь, я уже сам буду в могиле. Все, хватит об этом.
Роман взял ее руку в свою и сплел их пальцы. Марина уже не говорила о смерти, она тихонечко полежала, а потом схватила его руку и поднесла к своему лицу.
— А что у тебя за такие кольца? Ты их постоянно носишь. Они много значат для тебя, да?
— Да, вот это, — Роман показал серебристое кольцо с синим квадратным камнем, — белое золото и турмалин, это кольцо мне осталось от отца, а ему от его отца. Вот это всего лишь оникс, кольцо не особо дорогое, но оно дорого мне, как память. Его мне подарил друг, с которым мы были знакомы почти всю мою жизнь, его уже нет в живых, а кольцо вот остается.
— А это обручальное, — Марина дотронулась серебристого большого кольца на его безымянном пальце.
— Да, платина высшей пробы, — пялясь на ненавистное кольцо, сказал Роман.
— А можно я примерю?
— Конечно, — Роман отдал ей все кольца, которые символизировали все важное в жизни: любовь, семью, друзей. Он считал всю свою жизнь, что на этих понятиях и строится счастье, но ошибался. Все его счастье заключалось в карих глазах, в которых сейчас отражались все его колечки.
— У меня на одной руке теперь целое состояние? — заулыбалась Марина.
— Как сказать. На домик в Италии бы хватило.
Марина самостоятельно надела все колечки на пальцы Романа, после чего он поймал ее руки и осыпал поцелуями. Марина уже повернулась так, чтобы смотреть прямо ему в глаза, и они оказались очень близко друг к другу. Роман слышал, как она выдыхала, видел, как порхали ее ресницы, и страх все это потерять накатывал со все большей силой.
— Мы могли бы жить в одном доме, — начал Роман, — нам было бы хорошо вместе. Встречаться в гостинице, ведь не предел мечтаний.
Марина смотрела на него всего лишь внимательно.
— Если бы ты стала моей женой, я бы был самым счастливым человеком на земле.
— Сначала, да, а потом… Лет пять может быть тебе бы было и хорошо со мной. Я не похожа на тебя, поэтому и нравлюсь тебе так сильно. А потом. Потом чувство новизны проходит, я тебе просто надоем, как и все женщины, которые были в твоей жизни. Сначала ты будешь чувствовать, что охладел ко мне, будешь думать, что я изменилась. На самом деле я буду все такой же, просто ты ко мне привыкнешь и в конце концов устанешь от меня. Я не всегда буду молода и прекрасна. На моем лице появятся морщины. Здесь и здесь, — Марина дотронулась кожи возле уголков глаз, потом возле носа и губ. — Если я рожу тебе детей, моя грудь обвиснет, на животе появятся растяжки, и ты постепенно будешь испытывать ко мне не только холод, но и отвращение. Ты найдешь себе другую, красивую и молодую. Знаешь, а быть той, от кого уходит муж по ночам куда хуже, чем той, к кому он уходит.
Марина смотрела не только с болезненностью, но и с редкой для нее утомленностью. Она раньше не говорила таких вещей. Роман все смотрел на нее, так и не пошевелившуюся, и ее слова давали ему пощечины со все большей силой.
— Ты считаешь, что я люблю тебя за лицо и тело?
— Я знаю, что нет. У тебя были женщины с лицами куда красивей, да и с фигурой получше моей. Тебя притягивает во мне что-то другое, но даже этого тебе не хватит, чтобы любить меня всю жизнь.
Она лежала здесь перед ним, их отделяло всего несколько сантиметров. Она не была идеальной, на ее бедрах ползали белые полоски растяжек, на коленях остались шрамы с детства, у нее было родимое пятно в форме Австралии на пояснице, грудь еле второго размера, ногти часто с потрескавшимся красным лаком. Всего этого любая девушка из тех, что бывали в постели Романа, стеснялась бы. Они исправляли свою кожу, тело, волосы, словно в них были ошибки, которые они старались замазать корректором. А вот была Марина, которая принимала себя такой, какая она есть, и всем остальным ничего другого не оставалось. Роман не просто смирялся с этим, он всем сердцем полюбил и ее тело, и лицо, он обожал все особенности Марины, ведь без родинки на шее или шрамов на коленях это была бы уже не она.