Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса»
Шрифт:
Со стороны двери послышался стук. Василий и София посмотрели туда. В дверном проёме стояла Николь, хотя дверь была открыта, она из вежливости не стала входить сразу.
– Николь? – обратилась к ней София.
– Скажи, нам не пора уже? – ответила вопросом Николь.
– Василий, мы похоже и правда засиделись. Давайте вы мне расскажете еще про Фламеля завтра? – сказала София.
– И правда, уже темнеет. Хорошо, тогда завтра, там еще после его смерти некоторые интересные вещи произошли. – ответил Василий.
Василий проводил Николь и Софию. Строители справились с ремонтом, внизу Василия ждал бригадир, который показал ему
Он рассчитался с бригадиром, тот уехал и Василий остался один. Сейчас, после того, как он провёл с Софией целый день, в нём всё сильнее боролись два желания. Одно – сблизиться с ней еще сильнее, начать новую жизнь, не пытаться достичь невозможного. Второе – вернуть Диану. К первому его тянуло всё сильнее, но и второе было всё еще слишком ярким.
Сейчас Василий был поглощён размышлениями, днём всё его внимание было приковано к работе и к Софии. Он совершенно не смотрел по сторонам, однако, потрудись он хоть иногда выглядывать в окно, то заметил бы, что на улице, неподалёку от ворот на его участок, с раннего утра стоит чёрный автомобиль с тонированными стёклами. Возможно, обрати Василий внимание на этот автомобиль, он принял бы некоторые меры предосторожности.
Два человека в автомобиле неустанно наблюдали за домом, делали фотографии и кратко докладывали о происходящем по защищенному каналу связи человеку, которого звали Дмитрием Михайловичем.
Глава 19. Душа механической куклы
Ближний. Тот, кого нам предписано любить паче самого себя и который делает все, что может, чтобы заставить нас ослушаться.
За окном уже начался новый день, а Семён всё продолжал читать документы, которые дал ему Вениамин Петрович. «Хорошо, что сегодня я свободен. Иначе не представляю, как бы я вышел на работу после бессонной ночи, полной таких впечатлений. Хотя я пока еще ни за кого особенно не отвечаю, но человеку, который работает с другими людьми, особенно врачу, нужна собранность. А какая тут собранность, когда я пытаюсь разложить в голове всё то, что сегодня узнал?», – подумал Семён. Кстати, а вот и особо отмеченный документ.
Первое, что я помню о себе – слова: «Мне это удалось! Оно живое!». Теперь я знаю, что сказал их тот, с кем я связана. Мне даже не нужно слышать его для того, чтобы понять, чего он хочет. У меня появляются мысли, обычно приказы, и я их исполняю.
Он не даёт мне ощущать все его мысли, закрывает их от меня, но иногда, наверное, забывает о моём существовании и тогда ко мне прорывается что-то помимо указаний. Обычно я ничего не понимаю, но иногда он думает обо мне. Он не может до конца уяснить, как ему удалось меня создать и особенно сильно его волнует то, что он придал мне не только вид человека, но и смог наделить меня разумом. Он называет меня по-разному. Иногда – «машиной», иногда «созданием», но чаще всего «куклой».
Я видела кукол, которыми играют дети во дворе. Кусок тряпки, перевязанный нитками. Грубая форма человеческого тела. Они совсем на меня не похожи. Я часто, когда у меня есть свободное время, разглядываю себя в зеркало. Не знаю, что внутри меня, но снаружи я похожа на тех, кто меня окружает.
Он, при домашних, называет меня новой служанкой, которую выписал из Англии. Говорит, что я всё понимаю, но сказать ничего не могу. Это он считает своим главным упущением – я и правда не могу произнести ни слова. Однако, как только я смогла двигаться, смогла видеть, как только у меня появились руки, я смогла писать ответы на его вопросы на куске бумаги. Знаю, что не все люди способны написать хоть слово, что они учатся грамоте, а мне всё это далось от рождения. Или от создания. Ведь я не была рождена.
Когда я приобрела свой окончательный вид, он нарядил меня как служанку. К нему заходили разные люди, он показывал им меня. Рассказал он о том, кто я на самом деле, лишь нескольким из них. Один, высокий, которого он называл Петром, особенно мною заинтересовался. Ему мой создатель рассказал всё как есть.
Тот не верил, осматривал меня и всё равно не верил. Тогда хозяин коснулся моей головы и что было потом я не помню, исчезли все мысли, ощущения, всё вокруг потемнело. Когда свет вернулся снова, гость уже ушёл, а он думал о том, можно ли создать нетленное тело, которому не страшна смерть, и перенести в него свой разум.
Мне кажется, что ему это уже удалось, ведь во мне живёт часть его собственного разума. Он тоже это понимает. Или всё это лишь его мысли, а я принимаю их за свои? Ведь если бы ему удалось перенести свой разум в меня, то меня не было бы, я не могла бы думать, не могла бы ощущать себя. Или нет? Возможно всё это лишь иллюзия, но тогда почему я об этом думаю и об этом пишу? Подозреваю, что он так же воспринимает мои мысли, как я воспринимаю его. Но я не могу понять это точно, не могу различить это проникновение в мой разум даже тогда, когда он забывает закрыть от меня то, о чём он думает. Возможно, он всё время наблюдает за мной, даже тогда, когда не рядом.
Слуги относятся ко мне как к одной из них, хотя и сторонятся. Я ведь иностранка для них, служанка, привезенная из далёкой страны, которая даже говорить не умеет. Он тоже относится ко мне хорошо. Единственный человек, который меня невзлюбил с первой встречи – его жена.
Я слышала, как она упрекает его в неверности, говорит ему, что он притащил из Европы шлюху, с которой видится больше чем с законной супругой. Она называла меня его любовницей. Он же говорил ей, что я не любовница, что я вовсе даже и не человек, и что беспокоиться ей не о чем.
Так человек я или нет? Для того, чтобы доказать жене, что я не человек, он позвал меня, не мысленно, а как обычно. Вслух он называл меня Джейн. Я вошла в комнату. Там были он и его жена, горел камин. «Сунь руку в огонь», – сказал он мне. Я повиновалась.
«Смотри, Марья, какой она человек», – он указал жене на мою руку. Боли я не чувствовала. Я вообще ничего никогда не чувствовала. Огонь набросился на кисть моей руки, ярко вспыхнул, её охватило пламя. Дыма почти не было. Когда пламя улеглось, мне велели вынуть руку из огня.