Жена башмачника
Шрифт:
Некоторые начинали цепляться за сны. Другим смерть стала казаться выходом из того кошмара, через который им пришлось пройти. Но у Чиро было по-другому. Он боролся с ледяной лихорадкой страха, потому что знал, что обязан вернуться домой.
Энца спрятала в вечернюю сумочку пригласительный билет с золотым тиснением. Взглянула в зеркало, окинув критическим взглядом свой жемчужно-серый парчовый наряд. Узкий прямой силуэт платья, оголявшего одно плечо, показался эффектным даже его создательнице.
Длинные черные волосы
Дон Гепферт каждую осень давала вечеринку для всего штата Метрополитен-опера, включая совет директоров, технических сотрудников, актеров и дизайнеров. Единственный раз за год все департаменты Мет собирались вместе в неформальной обстановке, и каждый, работавший в здании Оперы, относился к этой вечеринке как к наилучшему вознаграждению.
Миссис Гепферт владела двухуровневыми апартаментами в двадцать комнат на Парк-авеню, с окнами от пола до потолка и высоченными сводчатыми потолками, напоминавшими Энце своды собора. По стенам вдоль удивительно реалистичных шпалер карабкались розовые плети, светлый английский ситец, толстые шерстяные ковры и низко висящие лампы придавали квартире уют, несмотря на ее размеры.
Вечеринка была в разгаре. Играл струнный квартет, повсюду слышались болтовня и смех, комнаты были заполнены народом, но Энца, Колин, Лаура и Вито отыскали тихий уголок в библиотеке.
Энца устроилась в бледно-зеленом бархатном кресле с высокой спинкой, обращенном к камину, а Вито подкладывал поленья в огонь. Французские окна, выходящие на террасу, были распахнуты, маркизы над ними развернуты, по периметру балкона расставлены небольшие радиаторы. Вечер парил между осенью и зимой. Ночной воздух пах морозцем, но было еще достаточно тепло, чтобы выйти наружу в легкой накидке. Колин принес Лауре выпить.
– Вот это настоящая жизнь! – сказала та.
– Добрые друзья и отличное вино, – согласился Колин.
Вито присел к Энце на подлокотник кресла. Она держала бокал с шампанским, он тоже взял свой.
– За нас! – провозгласил Вито.
Колин, Лаура и Энца подняли бокалы.
– Мне бы хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась, – вздохнула Энца. Иногда она так безоглядно отдавалась настоящему, что забывала боль прошлого, и тогда чувство вины не мешало ей наслаждаться мгновением. Ее новая жизнь держалась на крепких опорах, легко выдерживавших удивление и радость.
– Она и не обязана кончаться, – заметила Лаура.
– Мне нравится, к чему все идет. – Колин притянул Лауру ближе.
– Мне тоже. – Вито обнял Энцу.
– Я подперла дверь «Милбэнк-хаус» старой туфлей, чтобы можно было попасть внутрь. – Лаура отсалютовала себе бокалом и отпила глоток вина. – Сегодня мы можем гулять столько, сколько захотим, и не ждать рассвета на крыльце, будто приятельствуем с молочником.
– Я лично отправляюсь на прогулку с красивейшей девушкой на свете, – рассмеялся Колин.
– Не забудь об этом.
У Лауры выдалась отличная неделя.
Энца откинулась в кресле, положив голову на плечо Вито. Ее переполняло чувство умиротворения, сопровождавшее эту вечеринку в облаках, – у ног сияли городские огни, а рядом были друзья, которым она доверяла, которых ценила.
– Ты рассказала Вито о словах синьора Карузо? – Лаура подтолкнула Энцу локтем.
– Нет, – тихо ответила Энца.
– Что же он сказал? – заинтересовался Вито.
– Он спросил Энцу, когда же она начнет сама создавать костюмы как дизайнер, вместо того чтобы просто шить их.
– В самом деле? – воскликнул Вито.
– Он думает, что у меня чутье, – сказала Энца с застенчивой улыбкой.
– Начни с эскизов, – предложил Вито.
– У нее их уже две шляпные коробки в «Милбэнке», – сказала Лаура.
– Они там и останутся. – Энца отпила шампанского.
Вито покачал головой:
– Как неожиданно! Неутомимая итальянка стыдится своей работы. Не могу в это поверить.
– Мне еще многому предстоит научиться, – сказала Энца.
Из гостиной донеслись аплодисменты и приветственные возгласы.
– Пришел, – сказал Вито.
Энца, Колин и Лаура вслед за ним направились в гостиную, прихватив бокалы.
Гостиная Дон Гепферт была переполнена, как церковь в день большого праздника. Гости обступили Энрико Карузо. Он стоял в центре комнаты, под люстрой, и упивался признанием, будто сладкими сливками из кофейной чашки. Вито протолкнул Энцу в двери, а Колин и Лаура пробрались за ними.
– Вы знаете, как я обожаю вас, всех и каждого. Хочу поблагодарить всех за тяжелый труд при постановке «Лодолетты» [69] . Мы с Джерри восхищены вашей самоотверженностью.
69
Опера Пьетро Масканьи (1863–1945).
Джеральдина Фаррар подняла свой бокал:
– Спасибо всем вам за то, что мы так хорошо выглядели. И мне бы хотелось также поблагодарить американскую армию, которая быстро выполнила свою работу и указала немцам их место. (Раздались радостные возгласы.) Надеюсь, что тепло снова вернется под крышу нашей Оперы. Мы тоже внесли свой скромный вклад: печи топились еле-еле, чтобы можно было посылать уголь на фронт, и мне пришлось не раз обнимать Энрико во время спектакля, притворяясь, что это любовная сцена, хотя на самом деле мне просто нужно было об него погреться!