Жена башмачника

Триджиани Адриана

Вито написал Марко в Калифорнию и Джакомине в Скильпарио, прося разрешения жениться на их старшей дочери. Он исписал много страниц, рассказывая, какая она чудесная девушка, описывая ту жизнь, которую он ей хочет подарить. Когда Джакомина читала письмо, она плакала.

Она знала: теперь-то Энца никогда не вернется в горы. У ее любимой дочери новая жизнь. Джакомина молилась о счастье для девочки, которая много лет работала ради них. Она не беспокоилась за дочь, потому что верила, что Энца сделает правильный выбор. Но она беспокоилась о семье Раванелли, которая лишится покровительства Энцы.

Марко,

читая письмо Вито, тоже плакал. Мечтая о возвращении к семье, он надеялся, что Энца поедет с ним, несмотря на ужасное испытание, через которое она прошла на пути сюда. Он семь лет провел в Америке, работая изо всех сил, чтобы скопить денег на дом для семьи. Теперь дом построен, и, вернувшись, Марко будет сидеть у очага, который существует благодаря их с дочерью жертвам. И как горько было понимать, что Энца никогда не разделит с ним новый кров.

Решившись выйти за Вито, Энца признавала, что никогда больше не попадет домой. Она сказала себе, что не сможет показать мужу и детям фрески Клузоне или луга над Скильпарио. Что никогда они не послушают оркестр в Аццоне. Вито отвел ее к лучшим докторам, и стало окончательно ясно, что от ее сильнейшей морской болезни не существует лекарства. Мужу и детям придется узнать о ее семье от нее. На Энцу ляжет ответственность – объединить две ветви семьи в своем сердце.

Тихим ноябрьским утром в бледно-голубом небе утопало ярко-розовое солнце. Энца подумала, что это странно, но не восприняла как знамение. Ее мать всегда смотрела на небо над Скильпарио и любое движение на нем, любое изменение цвета считала знаком свыше. Ничего такого сегодня случиться не может. Энца была совершенно безмятежна, и Лаура обратила на это внимание, пока они в «Милбэнк-хаус» одевались к свадьбе.

– Ты так спокойна, – сказала она.

– Я собираюсь полностью изменить свою жизнь, – сказала Энца, натягивая перчатки. – Мне грустно покидать тебя. Нашу комнату. Никогда больше я не буду юной незамужней девушкой.

– Ты же знаешь, мы должны были вырасти, влюбиться и выйти замуж, – сказала Лаура. – Это естественный процесс. И ты счастлива с Вито, правда?

– Конечно, – улыбнулась Энца. – Вот незадача – когда жизнь складывается хорошо, все не может остаться как есть. Каждое решение ведет нас вперед… Вспомнила сейчас, как переходила горные речки в Альпах – прыгая с камня на камень. Делала шаг, потом еще один, еще и еще, и вот я уже на другом берегу.

– Как и должно быть.

– Но иногда я делала шаг, а следующего камня не оказывалось. Вода была такая холодная!

– Ты преодолеешь трудные времена, – заверила Лаура.

– Потому что мы знаем, что они неизбежны.

– Для всех нас, – улыбнулась Лаура. – Но не сегодня. Сегодня время праздновать. Оставь серьезную Энцу в этой комнате. Ты прекраснейшая невеста, и это твой день.

Энца и Лаура попрощались с соседками по «Милбэнк-хаус», собравшимися на крыльце, чтобы пожелать Энце удачи. Будущие танцовщицы, драматурги, актрисы были уверены, что все истории со счастливым концом, которые рассказывают со сцены, – правда, и восторженно провожали Энцу в новую жизнь. Этим утром Энца была для них живым символом успеха.

Они прошли пешком несколько кварталов, отделявших «Милбэнк-хаус» от церкви Девы Марии Помпейской. Вито и Колин Чапин, его шафер, должны были

встретить их в ризнице. Скромную церемонию у алтаря Пресвятой Девы обещал провести отец Себастьянелли. Энца и Лаура шли мимо зеленщиков, подметальщиков, спешивших на работу мужчин в фетровых шляпах. Все в Гринвич-Виллидж было на своем месте, как и каждое утро, – надежно и предсказуемо.

Этот день был особенным лишь для Энцы и Вито. Окружавший их мир вращался по прежней орбите, и двое возлюбленных, обменявшись кольцами, не смогли бы ничего изменить.

– Подожди здесь. – Лаура обняла Энцу. – Я войду внутрь, чтобы убедиться, что для тебя все готово.

– Спасибо, Лаура. Ты всегда была моим лучшим другом.

– Всегда. – Лаура улыбнулась и вошла в церковь.

Стоя на Кармин-стрит, Энца вспоминала синьору Буффа и то, какими тяжелыми были первые месяцы в Америке, как эти месяцы превратились в годы, пока она билась изо всех сил, чтобы заработать денег и покинуть страну, как тосковала по родине. Оглядываясь назад, она вспоминала свою палату в больнице Святого Винсента, всего в двух кварталах отсюда. Мысленно перебирала в памяти изменения к лучшему, каждый год происходившие в ее жизни, все принятые решения, сделанные шаги – словно маленькие стежки, идущие один за другим, размеренно и аккуратно. Энца должна была чуть отступить, чтобы наконец увидеть законченный наряд, весь целиком. Ее жизнью теперь можно было любоваться, и она создала ее своими руками.

– Энца, – произнес голос за ее спиной.

Она с улыбкой обернулась, думая, что это Вито принес ее букет.

– Энца, – повторил Чиро Ладзари.

На нем была вылинявшая коричневая форма пехотинца, ремень туго затянут, высокие ботинки аккуратно зашнурованы, хотя Энца видела узлы на шнурках там, где их связывали из обрывков. Ткань истрепалась, манжеты подвернуты. Чиро исхудал, на лице печать лишений, но глаза – голубее, чем небо этим утром. В правой руке он держал букет фиалок, в левой – солдатскую каску. Он протянул ей цветы.

– Чиро, что ты здесь делаешь?

– Я успел. – Он через силу улыбнулся. – Я был в «Милбэнк-хаус». Там сказали, что ты здесь. Ты всегда в церкви. Сегодня большой праздник?

Он заметил в ее глазах беспокойство.

– Ты такая красивая! – Он потянулся к ней, но она отступила.

– Я выхожу замуж.

– Знаю.

– Мне пора. Священник ждет.

– Падре может и подождать. Ему некуда спешить. Сегодня понедельник. Кто играет свадьбу в понедельник?

– По понедельникам в опере выходной, – объяснила она. – Мы… – Энца замолчала. «Мы» прозвучало неожиданно эгоистично. Оно не включало в себя Чиро.

Они стояли и смотрели друг на друга. В дверях церкви появилась Лаура, но они ее не замечали. Энца не слышала, как Лаура позвала ее. Лаура бесшумно скользнула внутрь и тихо притворила дверь за собой.

– Ты не можешь так поступить, – сказал Чиро.

– Могу, совершенно точно. Я выхожу замуж.

– Он не тот, кто тебе нужен, Энца. Я-то знаю.

– Я приняла решение и доведу дело до конца, – твердо сказала она.

– Это звучит так, будто ты принимаешь наказание.

– Не думаю. Это таинство. К нему нужно относиться с почтением. – Энца и хотела уйти, но не могла. – Мне пора. – Она взглянула на запястье. Часов на нем не было.