Жена Цезаря вне подозрений
Шрифт:
– Ой, Ко-остик, – засмеялась в ответ Инна, – ты такой чудесный! Ты очень хороший, Костик, но я не могу. Я не созрела для замужества.
Это было и правдой, и неправдой. Инна действительно «не созрела» для замужества. Правдой это было потому, что он уже тогда понимал: она едва ли когда-нибудь «созреет» до того, чтобы с удовольствием готовить обед или мыть посуду. И это было неправдой, потому что, будь он «крутым» бизнесменом, которых тогда развелось множество, Инна вполне могла бы счесть себя «созревшей».
Константин Олегович отбросил мысли об Инне.
– Похороны Тамары в понедельник. Ты пойдешь? – спросил он, когда жена поставила перед ним большую чашку
– Нет, – качнула головой Мила. И добавила в оправдание: – Я же ее плохо знала.
Еще захотелось напомнить, что Тамара ее терпеть не могла, но она не стала.
– Ну и не ходи, – согласился муж.
Ему бы только пережить похороны Тамары, и после этого можно будет навсегда забыть о смерти Инны. Правда, оставались еще письма, которые он получал раз в год, но на них можно просто не обращать внимания. Никто ничего не сможет доказать. Никогда.
Начав действовать, Лиза успокоилась. План был не стихийным, а давно и хорошо продуманным, просто вчерашний звонок послужил катализатором-ускорителем. Удивительно, но продумывать план ей было страшно, а сейчас, когда она начала совершать то, за что можно всерьез и надолго сесть в тюрьму, страх отступил. У нее нет другого выхода, хоть бойся, хоть не бойся.
Лиза с удовольствием принялась готовить обед, мимоходом подумав, что стоит все же нанять домработницу. Раньше ей этого не хотелось, нравилось выглядеть перед Славой образцовой хозяйкой, да и не любила она чужих людей в доме. Но теперь, в новой жизни, все должно быть не так. Лиза еще решит, чем ей заняться, но уж точно не домашним хозяйством, которое за семь лет супружеской жизни обрыдло ей до такой степени, что и думать о нем тошно.
По-настоящему Лиза почувствовала себя несчастной, когда увидела Светлану в феврале на дне рождения Виктора Федоровича. Страшно было даже не то, вернее, не столько то, что Светка нацелилась на денежки Кузьменко. Гораздо страшнее было, что свекор относился к этой выскочке как к равной. Как будто она была не обычной шлюхой, занявшейся поисками богатого мужа, а вполне достойной женщиной, к которой и Слава, и Лиза должны относиться соответственно.
Вообще-то Лиза сразу поняла, что Светка опасна. Еще когда та сидела в приемной Виктора Федоровича. Это даже недоумок Славка понял и со смехом рассказывал, как новая секретарша строит глазки его отцу. Идиот! Но настоящей опасности Лиза тогда не оценила, подумала, что это обычная дурочка, с которой свекру и говорить-то будет не о чем. И ошиблась. Хватка у Светланы оказалась железная, и коммерческое чутье тоже на высоте. Да и разговор, надо признать, она поддержать умеет, где надо – улыбается, когда надо – молчит. Самым невыносимым было наблюдать, как свекор смотрит на свою пассию. Вроде бы слегка насмешливо смотрит, но понимаешь, что она для него куда важнее всех остальных. Когда-то Виктор Федорович так же смотрел на свою Дарью. Но это-то Лизе было понятно: супруги прожили вместе черт знает сколько лет, пусть смотрит на старую тетку как угодно. А на Светку-то с какой стати? Неужели не понимает, что выглядит престарелым дураком?
Она тем же вечером осторожно завела разговор со Славой, но тот оборвал:
– Отец не глупее нас с тобой!
Оборвал так, что вновь заводить разговор Лиза не рискнула.
Конечно, что могла, Лиза делала. Еще год назад, восстановив все свои прежние связи – знакомств за время работы в поликлинике она завела немало, – разузнала, что детей у Светки вследствие неудачного аборта быть не может, и, выбрав
Позже она откопала еще кое-что. Но следовало хорошенько обмозговать, как преподнести информацию свекру, чтобы не получилось как в случае с абортом.
На том февральском дне рождения Виктора Федоровича Светка все делала назло Лизе. Только мужчины этого не понимали, и объяснить им такие тонкости невозможно. Бывшая секретарша без конца бегала на кухню, как хозяйка дома, принимающая гостей, – помалкивала, когда отец с сыном увлеченно беседовали; Лизе предлагала то одно блюдо, то другое… вела себя так, словно имеет полное право распоряжаться в чужой квартире и в чужой семье.
Но больше всего взбесило Лизу то, что ее соперница легко и словно не сильно к этому стремясь, мгновенно сошлась с детьми. Включила компьютер – чужой компьютер, между прочим! – скачала из Интернета какие-то игры, о чем-то шушукалась со Степкой, а Дашке дала поносить свои бусы. Вот и получилось, что дети впервые не мешали взрослым за столом, и мужчины это заметили. Интерес Светланы к детям был Лизе вполне понятен. Во-первых, той нужно было произвести хорошее впечатление на Виктора Федоровича, а внимание к внукам, которых он обожает, было ему приятно. Во-вторых, у самой-то детей нет и не будет, и к детям Светку просто по-женски тянет. Ну а в-третьих, она не могла не понимать: Лизе очень неприятно, что ее дети весь вечер ходят за чужой тетей как привязанные. Конечно, понимала. И делала назло Лизе. Стерва!
После того дня рождения Лиза поняла, что план обязательно придется осуществлять. И скоро.
Сейчас же ей стало ясно, что планов должно быть два.
Автобус в морг, где должны были начаться похороны Тамары, ждал утром у института.
Дорышев, подходя к главному входу, заметил впереди Леру и хотел догнать ее. Однако люди шли к зданию хоть и не слишком плотной толпой, но по узкой дорожке, обогнуть народ не удалось. Не расталкивать же народ локтями. И прыгать поверх голов неудобно как-то. Леонид достал сигареты, закурил, кивая собирающимся у автобуса сослуживцам, и неожиданно почувствовал себя совершенно чужим среди хорошо знакомых людей.
Он должен был думать о Тамаре, а думал почему-то о Лере. До недавнего времени Дорышев ее почти не замечал. Здоровался, встречая в курилке или в коридоре, и сразу же о ней забывал. Совсем недавно, с месяц назад, зайдя в курилку, увидел там подруг, Иру с Лерой, и пожалел, что девчонки щебечут, мешают ему думать. У него как раз не шел хорошо рассчитанный химический процесс, он не понимал, в чем ошибся, чужой разговор его отвлекал, и зав лабораторией злился. А потом… Ира что-то рассказывала, Лера тихо и очень весело смеялась, и Леня неожиданно поймал себя на том, что ему приятно и радостно на нее смотреть. А когда девушки ушли, желанное одиночество показалось совсем не желанным, наоборот, досадно скучным.
После этого Дорышев несколько раз под разными предлогами заходил к Лере, каждый раз словно заново открывая ее для себя, но напоминая себе, что связь с Лерой вряд ли будет легкой приятной интрижкой, а к сложным и серьезным отношениям он не готов. Да, Леонид был уверен, что не хочет никаких серьезных отношений, но все равно радовался, когда видел Леру. И удивлялся, что словно молодеет, становится таким, каким был совсем давно, до гибели сестры Инны, когда его любили, о нем заботились и он еще не знал, что такое одиночество.