Жена дитя
Шрифт:
– Ясно, что республике здесь конец! – произнес он после проклятий врагам.
– C’est vrai, monsieur, – послышался голос из глубины камеры. – C’est fini! (Вы правы, мсье. Это конец, фр. – Прим. перев.) Сегодня все кончается!
Мейнард вздрогнул. Он считал, что находится здесь один.
– Вы говорите по-французски? – продолжал голос. – Вы англичанин?
– На ваш первый вопрос – да, – ответил Мейнард. – На второй – нет. Я ирландец!
– Ирландец! За что же вас привели сюда? Прошу прощения, мсье. Я слишком вольно веду себя с товарищем по заключению.
Мейнард откровенно все рассказал.
– Ах, друг мой, – сказал француз, выслушав его, – вам нечего опасаться. Со мной другое дело.
Был слышен вздох, последовавший за словами.
– Что вы хотите сказать, мсье? – машинально спросил Мейнард. – Вы ведь не совершили преступление?
– Да, совершил! Величайшее преступление – я патриот! Я сохранил верность своей стране – и свободе! Меня зовут Л…
– Л!.. – воскликнул Мейнард, узнав имя, хорошо известное среди поклонников свободы. – Возможно ли это? Меня зовут Мейнард.
– Бог мой! – воскликнул заключенный француз. – Я слышал о вас! Я знаю вас, сэр!
В темноте они обнялись и вместе произнесли драгоценные слова:
– Да здравствует республика!
А Л… добавил:
– Свобода и демократия!
Мейнард ничего не ответил. Помолчав немного, он спросил:
– Но что вы имели в виду, говоря об опасности? Неужели они дойдут до этого?
– Слышите эти звуки?
Они прислушались.
– Да. Там снаружи стреляют. И крики слышны. Вот это ружейные выстрелы. А это, подальше, пушечный выстрел. Можно подумать, что идет сражение.
– Так и есть! – серьезно ответил республиканец. – Сражение, которое кончится уничтожением нашей свободы. Вы слышите погребальный звон – и по мне тоже, я в этом не сомневаюсь.
Тронутый серьезным тоном пленника, Мейнард попросил у него объяснения, но в это мгновение неожиданно отворилась дверь, впустив несколько человек. Это все были офицеры в мундирах различных частей, главным образом зуавов и африканских егерей.
– Вот он! – воскликнул один из них. Мейнард узнал голос Вирока.
– Выведите его! – приказал офицер с нашивками полковника на плечах. – Трибунал состоится немдленно!
Мейнард подумал, что речь идет о нем. Но он ошибался. Речь шла о более известном человеке и более опасном для возникающей империи. Это был Л…
На открытом дворе стоял большой барабан, вокруг расставили с полдюжины стульев. На барабане чернильница, ручка и бумага. Все это символы полевого суда.
Но они были нужны лишь для прикрытия. На бумаге ничего не записано. Ручку даже не обмакнули в чернила. Все присутствующие: председатель суда, члены, защитник – все полупьяны. Все требовали крови и были полны решимости пролить ее.
Но Мейнарду не пришлось быть зрителем этой пародии на суд. Дверь снова закрыли; он остался за ней и стоял, прислушиваясь.
Недолго. Не прошло и десяти минут, как в замочную скважину донеслось слово, приговорившее его товарища по заключению. Это было слово : «Coupable (Виновен, фр. – Прим. перев.)!»
За ним последовала фраза:
– Tirez au moment (Расстрелять немедленно, фр. – Прим. перев.)!
Послышался протестующий крик; Мейнард узнал голос товарища по заключению:
– C’est un assassinat (Это убийство, фр. – Прим. перев.)!
Последовал топот, как от строящегося взвода.
Наступило молчание, как затишье перед бурей.
Оно было кратким – всего несколько секунд.
Раздался крик, заполнивший весь двор, хотя кричал один человек. Когда-то этот крик сбросл короля с трона, а сейчас служил протестом перед наступающей имеприей.
– Да здравствует республика! – Это были последние слова Л…; он героически произнес их перед стволами своих убийц.
– Tirez (Огонь, фр. – Прим. перев.)! – Мейнард узнал голос лейтенанта зуавов Вирока. Его заглушил грохот выстрелов, эхом отразившийся от стен.
Неподходящее время для торжества после такой трусливой и подлой казни. Но двор был полон необычных людей. Они скорее напоминали дьявольские призраки, когда, размахивая киверами, ответили на крик расстрелянного возгласом, означавшим падение Франции:
– Vive l’Empereur!
Глава XXVIII
Два флага
Вслушиваясь в происходящее снаружи, почти не слыша слов, но все понимая, Мейнард пришел в ярость.
Человек, которого он только что обнимал, чье имя он давно знал и уважал, этот человек только что убит, как собака!
Ему начинало казаться, что он видит сон!
Но он слышал протестующий крик:
– Это убийство!
Повторяя его, он колотил в дверь, надеясь вызвать отвлечение и задержку.
И продолжал повторять и кричать, пока его голос не заглушил залп.
Он снова выкрикнул его, когда смолкло эхо выстрелов и во дворе стало тихо. Члены полевого суда услышали его.
– У вас там сумасшедший! – сказал председательствующий офицер. – – Кто он такой, Вирок?
– То же самое, – ответил лейтенант зуавов. – Такой же, как тот, от которого мы только что избавились.
– Вы знаете его имя,
– Нет, полковник. Он иностранец.
– Из какой страны?
– Англичанин – или американец. Его привели с бульваров. Взяли его мои люди и по моему приказу.
– За что?
– Он мешал нам исполнять свои обязанности. Но это не все. Я случайно встретил его вчера в кафе де Миль Колон. Он там выступал против правительства и выражал жалость к бедной Франции.
– Правда?
– Я ответил бы ему на месте, мой полковник, но мне помешали под предлогом, что он иностранец.