Жена дитя
Шрифт:
– Пожалуй. Думаю, вы пошли бы на дно, если бы не я и не буксирный трос.
– Говорите, это мост на Парк Роуд?
– Прямо над нами, баржа все еще стоит под ним.
Еще несколько секунд в задумчивости, и леди снова заговорила:
– Я могу доверить вам тайну?
Бутл посмотрел на жену, она – на мужа; оба смотрели вопросительно.
– У меня есть причины просить вас об этом одолжении, – подолжала леди дрожащим голосом; голос ее дрожал не от ныряния. – Сейчас бесполезно вам их объяснять. Со временем вы все узнаете. Можете сохранить все в тайне?
Бутл снова вопросительно посмотрел на жену; а миссис Б. ответила ему тем же.
Но тут леди помогла им согласиться.
Она сняла с пальца кольцо с бриллиантом и часы с пояса; кольцо оказалось у жены лодочника, а часы – у самого лодочника. Леди попросила принять это в благодарность за то, что спасли ей жизнь!
Подарки казались настолько ценными, что покрывали не только оказанную услугу, но и просьбу. С такими сверкающими ценностями в руке ни лодочник, ни тем более его жена не смогли отказать леди и пообещали держать все в тайне.
– Еще одна просьба, – сказала леди. – Позвольте мне остаться в вашей барже, пока вы не пристанете в Лиссон Гроув. Вы ведь туда направляетесь?
– Да, миссус.
– Когда остановитесь, вызовете мне кэб. Они всегда там стоят, на Гроув Роуд.
– С удовольствием сделаю это для вашей милости.
– Достаточно, сэр. Надеюсь, настанет день, когда я вам докажу свою благодарность.
Бутл, взвесив в руках часы, подумал, что она ее уже доказала.
Однако кое-что для нее нужно было еще сделать и сделать немедленно. Оставив леди на попечении жены, Бутл снова взялся за буксир, и старая лошадь двинулась в направлении Гроув Роуд.
Приблизившись к мосту в конце Эдгрейв Роуд, он опять остановил баржу и отправился на поиски кэба.
Вскоре он вернулся с четырехколесным экипажем; посадил в него промокшую леди; потом вернулся на баржу.
Но предварительно леди записала его имя, номер баржи и все сведения, которые понадобятся, чтобы отыскать его снова.
Она не сказала, куда направляется.
Сказала это только кэбмену; и тот отвез ее в отель недалеко от Хаймаркета.
Теперь она настолько протрезвела, что знала и где находится и что собирается сделать.
Глава LXXXI
Наконец согласие
Вернон Холл с нашего последнего посещения очень изменился. Теперь в нем царило не веселье, а печаль.
Но только внутри. Снаружи, со стороны парка, поместье выглядело по-прежнему приветливо; коринфские колонны портика казались такими же открытыми и гостеприимными, как всегда.
Как всегда, подъезжали и отъезжали элегантные экипажи; однако экипажи задерживались ненадолго; посетители оставляли свои карточки и расспрашивали.
Внутри царила тишина. Неслышно скользили или проходили на цыпочках слуги; неслышно открывались и закрывались двери; все говорили приглушенными голосами.
Все было тихо, серьезно и многозначительно. Все говорило о болезни в доме.
Так оно и было. И болезнь очень серьезная – предвестница смерти.
Сэр Джордж Вернон умирал.
Это была его старая болезнь, которую так легко подхватить в тропическом климате – и на востоке, и на западе.
А баронет много времени провел и там и там; часть жизни он служил в Индии.
Болезнь длилась долго. Теперь ее объявили неизлечимой. По настоятельной просьбе больного врачи сообщили ему правду и предупредили, чтобы он готовился к смерти.
Последняя поездка по континенту, которую он совершил с дочерью, окончательно подорвала его силы; и вот он снова дома и настолько ослабел, что не может ходить даже по мягким газонам своего прекрасного парка.
Большую часть дня он проводил на диване в библиотеке, лежал опираясь на подушки.
Он уехал за море с Бланш, надеясь избавить ее от гибельной страсти, в которой она созналась и которая с тех пор постоянно его тревожила.
Насколько он в этом преуспел, можно было понять по печальному лицу дочери, которое некогда было таким цветущим и жизнерадостным; по бледности ее щек, когда-то розовым, как лепестки цветка; по ее вздохам, которые она с трудом сдерживала; и главное – по разговору, который произошел у нее с отцом вскоре после возвращения из этого последнего в его жизни путешествия.
Сэр Джордж, как обычно, лежал в библиотеке; диван передвинули к окну, чтобы он мог наслаждаться красотой великолепного заката: окно выходило на запад.
Бланш сидела с ним рядом; оба молчали. Поправив его подушки, она села в ногах на диван; как и он, она смотрела на закат, окрасивший облака в алый, пурпурный и золотой цвета.
Была середина зимы; но в рощах Вернон Парка это было незаметно. Листва здесь никогда не опадает, газоны вечно зеленеют, и поэтому окружающая поместье территория постоянно живет весной.
Повсюду весеннее птичье пение, на высоких деревьях кричат зяблики, из ветвей лавров и вечнозеленой калины доносятся голоса дроздов, и малиновка под окном поет свою простую песенку.
Тут и там от дерева к дереву перелетают фазаны, заметные по своему яркому оперению; выбегает из норы в лощине заяц. Дальше на пастбищах видны гладкие коровы, которых охраняют самцы; все спокойно пасутся. Прекрасная картина; особенно прекрасной должна она казаться взгляду владельца.
Однако сэр Джордж, который, возможно, смотрит на все это в последний раз, словно ничего не видит. Мысли его полны горечи и тревоги.
Он задает себе вопрос: кто будет его наследником, кто продолжит его славный древний род?