Жена для генерального
Шрифт:
Всем пуфам, коврам и шторам доставалось лишь короткое: «Ого!», и мой мужчина мгновенно терял к ним интерес.
У него будто случилось собственное гнездование. Только без нового хлама в квартире. Зато с постоянно занятыми руками и губами.
Я за всю свою прошлую жизнь, в том числе с Маратом, не целовалась столько, сколько сейчас. Поцелуи были словно знаки препинания в каждом нашем разговоре. Долгий, жадный – после каждой фразы. Короткий, воздушный – во время любой заминки или паузы.
Из-за этих нежностей я даже с Сашей стала вести себя иначе. Она всегда
Мы липли друг к другу, а перед каждым возвращением Марата с работы обе наряжались. Сашу я одевала в красивые комбинезончики, которые купила еще тетка, но у нас вечно не было повода примерить. Я – в платья. Не слишком новые, но с удобными застежками, с которыми мог справиться нетерпеливый Абашев.
Так странно это было. Так непривычно... Даже в «прежней» счастливой жизни у меня никогда не возникало желания красоваться перед кем-то. Наши с Маратом утренние скандалы из-за моих костюмов были лучшими тому доказательствами.
А сейчас будто проснулось что-то... незнакомое, бурлящее, девчачье. Сердце из груди выскакивало, когда видела вспыхивающие восторгом любимые глаза и слышала счастливый хохот моей маленькой кокетки.
Несмотря на все усилия, Роберт так и не смог привить мне желание быть красивой. Год назад в наши сладкие месяцы с Маратом я тоже не стремилась привлекать к себе внимание. А сейчас словно настройки в голове поменялись.
Мы больше не признавались друг другу в любви, не устраивали постельных марафонов, но все эти поцелуи, объятия, ночи в одной кровати... наверное, ни тетя, ни родная мать не узнали бы в нынешней разодетой счастливой мамаше прежнюю вымотанную, задерганную серую мышку.
«Вот что секс животворящий делает!» – любила говорить тетка, и только теперь я стала понимать настоящий смысл этой фразы. Секс, любовь, надежда развращали душу и превращали мозг в вату.
Я, будто бежала от чего-то, целыми днями занималась всякой ерундой. Получала от этого удовольствие. И только спустя две недели после переезда из Воронежа вспомнила, что так и не сказала о возвращении собственным родителям.
– Привет, это я, – первые слова дались мне тяжело. Мама ответила после третьего гудка, а я еще с пару секунд молчала, не зная, как начать.
– И тебе здравствуй, дорогая дочь. И месяца не прошло!
– Почти... – Я порылась в памяти, вспоминая последний звонок. Недели три или четыре назад это было. Тогда я еще включила видеосвязь, чтобы показать внучку, но у мамы вдруг нашлись какие-то срочные дела.
– Я глазам не поверила, когда увидела, кто звонит. Может, уже сообщишь мне свою главную новость?! А то все в курсе, одну меня в известность никто не желает поставить.
– Я вернулась в Питер, – произнесла на одном дыхании.
– Да что ты говоришь! – мать удивилась настолько наигранно, что сразу стало ясно – она знала.
– Я вернулась насовсем. С дочкой.
Безумно хотелось добавить «к ее отцу», но что-то остановило.
– Не прижилась на чужбине? У тетки под боком не так сладко, как казалось? – в голосе матери послышались непривычные горькие нотки.
– Можно и так сказать.
Меньше всего мне хотелось спорить. За прошлый год мы не встречались ни разу. Саша видела свою бабушку лишь на экране мобильного телефона. Да и то всего пару раз, мельком. А я стала забывать, что перед разговором с мамой нужно надевать бронежилет и каску. Чтобы было не слишком больно и не разило насквозь.
Непростительная оплошность. Так было недалеко и до моих прежних мазохистских извинений с признаниями, что я плохая дочь.
Чем такая беседа, лучше было молчать и дальше. Не трепать себе нервы и не портить настроение перед приходом Марата.
Я даже почти решила закончить звонок. Палец потянулся к сенсорной кнопке выключения, но в трубке внезапно раздался вопрос, который меньше всего ожидала услышать:
– Дочь, так ты в гости вообще собираешься? Внучку родителям показать. Самой показаться. Или нам с отцом искать тебя по всему городу и гадать, куда ты могла переехать из своей квартиры?
Я медленно перевела дыхание. Тоненькая потрепанная ниточка между мной и мамой опасно натянулась.
– А вам хочется нас увидеть?
Мама тоже ответила не сразу. Я слышала в трубке какой-то шум, крик: «Да выключи ты, наконец, свой телевизор! Достал уже!». И лишь потом получила ответ:
– Если мы стали тебе чужие – не приезжай, а если нет – наш дом и твой дом.
Для моей не слишком эмоциональной мамы такие слова были настоящим откровением. Глотая ком в горле, я обернулась к ползающей на теплом коврике Саше. Заметила ее улыбку. И тихо, будто резко разучилась говорить, произнесла:
– Я... мы приедем.
Не представляю, как Марат с одного взгляда уловил мое настроение, но с самой первой секунды в доме он повел себя непривычно.
Вместо объятий и быстрого секса мне достался долгий, мучительно-сладкий поцелуй. А потом этот садист тихонько потянул за мочку уха и шепнул:
– Сегодня я готов побыть твоим личным вышибалой. Кого первым стереть в порошок?
Этот умный гад как книгу меня читал. С большим шрифтом и картинками.
– А может, вместо драки просто полечишь меня по старинке? – Я сама прижалась к нему. Почти как обычно. Грудью к груди, чтобы видел отключающее мозг декольте. Бедрами к бедрам, чтобы ещё быстрее зажечь этот ходячий костер.
Но Марат не повелся на уловку.
– Маленькая, нереально хотеть тебя сильнее, чем я уже хочу, – он провел ладонью вдоль позвоночника и звонко шлепнул меня по попе. – Но ты ведь сама просила – никаких тайн.
– А если я возьму свое слово обратно. Хоть ненадолго?
Странное дело – рядом с Маратом мое прежнее волнение само куда-то улетучилось. При мысли о поездке домой ничего не тянуло внутри, руки больше не подрагивали.
– Нет, маленькая, больше никаких шагов назад. – Горячие губы коснулись виска. Глаза загадочно сверкнули, словно прятали какую-то свою тайну. – Рассказывай.