Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
— Дверь закрой, — велела она шепотом, уперев в спинку стоящего рядом стула ногу, и стянув чулок — На щеколду, Диньер. Не ровен час, войдет кто…
Освободившись от одежды, протянула руки вернувшемуся от двери, довольно скалящемуся супругу.
— Ты хорошенькая, Эмми! — сорвалось с его губ — Розовая, как леденец. Ляг на спину. И ноги шире. Смотрел бы на тебя…
Прервавшись на полуфразе, подхватил крепкие ноги супруги, сильно прижав к своим бедрам. Выдохнув, дернул ремень брюк прочь, освобождая
— Не сделаю плохо, Серебрянка… Помни, легче наврежу себе, чем тебе. Помни всегда…
Вошел осторожно, едва сдерживая себя, стараясь не пойти на поводу у нетерпеливо вскрикнувшего и дернувшегося навстречу, жадно желающего грубых, алчных проникновений тела Эмелины. Неторопливо и бережно начал двигаться, лаская ладонями прохладные бедра льерды Ланнфель, нежные как невызревшее ещё, совсем свежее масло, также дрожащие мелкими, тугими каплями испарины.
— Ох, Диньер! — просунув руки мужу под рубашку, Эмелина потянула её вверх — И я хочу смотреть на тебя! Всегда хочу… Тебя хочу.
Охотно подчинившись этой просьбе, Ланнфель разделся. Не выходя из желающего и желанного тела, откинулся назад, зажмурившись, словно пытаясь грубеющей чешуей грудью остановить потолок, падающий на них обоих.
— Боги мои! — взревел, ощутив ноги жены, оплетающие дикой лозой его поясницу — Как же хорошо мне с тобой, Эмми!
И, тут же вернувшись, крепко прижался разгоряченным телом к телу Эмелины, текущему, тающему теплым, варенным молоком, пахнущему сладкими духами, сахарной пудрой и карамелью.
Теперь осмелев, он двигался сильнее, уперев ладони в стол, то отрывая губы от рта жены, то наоборот, накрывая его, стараясь впитать длинные стоны и короткие, отрывистые всхлипывания.
— Я влюбилась в тебя, — шептала она, запустив пальцы в жесткие, светлые волосы супруга, яростно двигая бедрами — Это точно, точно! Диньер, люблю… Очень люблю…
Пьянея от бесхитростных фраз и искреннего, наивного тона, Ланнфель, как и в который уже раз с ней, дарил себя. Забывая брать, дарил! Радостно ощущая, что дарить может ещё много, но только ей…
Только для неё он бездонен, этот колодец. Потому что только ей он нужен, иным и ковша хватало…
Только для неё, строптивицы Ланнфель, маловоспитанной и малограмотной, дикой Колючки вся нерасчерпанная вода. Для неё живущая глубоко влага, живительная и ласковая, лишь для того, чтоб расцвел её Цветок!
А уж каким он будет, не так важно. Пусть даже ядовитым. Пусть… Однако же, он его, Ланнфеля, цветок.
Только его. Не сорвать чужой руке. Ни за что.
— И я люблю, — вторил Ланнфель — И я, Серебрянка. Очень люблю тебя.
Ещё несколько раз двинувшись, чувствуя уже близкие, сладкие судороги кричащего под ним тела, излился
— Ничего, Эмми? — спросил льерд, переводя дух — Ничего? Не больно?
Она погладила его по щеке:
— С ума сошел, Приезжий. С чего больно — то будет? Ножами ты, что ли, в меня тыкал? То, что до сих пор во мне, вовсе не ножик, хи — хи…
Глухо расхохотавшись в плечо супруги, Ланнфель отпустил её.
Эмелина же подниматься не спешила.
Потом, всё же сев и приняв платье из рук мужа, заинтересованно посмотрела вверх.
Ланнфель проследил за её взглядом:
— Что такое?
— Потолок, — ответила льерда уклончиво — Вспомнила просто… одну вещь.
Диньер напрягся. Чуткая супруга же прекрасно отследила это.
— Здесь лепнина, милый, — начала она нарочито раздумчиво — А ведь этот дом строился тогда же, что и другие поместья в Призонской Провинции, да?
Льерд кивнул, зачем — то сузив глаза и прикрыв рот рукой.
— Я просто вспомнила, Диньер… У многих в подобных домах такие же потолки. У папаши. И у Ригзов, например…
Ах ты ж… твою мать! Льерд Ланнфель резко дернул на себе рубаху. Несколько крупных пуговиц, отлетев прочь, звонко ударились о неприкрытые ковром каменные плиты.
Значит… она, эта стерва… пока они…
Лежа под ним, она глядела в потолок, вздыхала и вспоминала своего этого Ригза?! Может, ещё и представляла, что не законный супруг, а этот слюнявый сучонок её пользует?
Эмелина, мать её, Змеища Бильер!
— Слушай, Серебрянка, — вкрадчиво и очень злобно пропел Ланнфель, стараясь унять гарь в груди — Что, если бы я передумал, и взял тебя с собой в Ракуэн? Ты бы поехала?
Льерда тяжело вздохнула.
— Поехала б, конечно! — ответила она, щелкая пажами чулок — Да только ведь ты…
— Передумал, — рявкнул льерд — После праздников едем вместе. Понятно тебе?
— Но, Диньер…
…Оглушительно захлопнувшаяся за Ланнфелем дверь, ровно ножом отсекла все вопросы льерды и её же…
…хитрый и довольный смешок.
Глава 33
Глава 33
В продолжении праздничной недели Диньер и Эмелина всё же навестили папашу Бильера. Родитель оказался очень рад визиту, хоть немного и попенял, что молодые супруги не приехали увидеться с ним и прочей родней раньше.
— Да что вы, папенька! — принялась оправдываться льерда Ланнфель, ответив на родительские поцелуи и объятия — То в город ездили. То Кора расшиблась! Знаете же… То чувствовала я себя неважно… Вы ведь и об этом знаете, передавала записку же я вам… Сейчас уже ничего, а спервоначалу муторно было. Очень.