Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
…Ещё не поняв, но безошибочно ощутив, что что — то происходит, льерда Ланнфель опрометью взлетела на диван.
Уперев ноги в кожаную поверхность, она крепко обхватила руками плечи супруга, прижавшись к нему сзади, не ощущая и не слыша ничего, кроме…
…нарастающего жара, ужасного шипения и неясного, оглушающего, железного лязганья, стремительно и туго заполняющего всё пространство кабинета, растущее и расширяющееся до невероятных размеров…
Глава 39
Глава 39
То,
Тело её, и так — то не отличающееся особой тяжестью и мощью, словно и вовсе растеряв вес, стало легче цыплячьего пуха.
Ровно в тот момент, когда, поддавшись наитию, льерда обняла плечи мужа полыхнувшими шаррхом руками, то сразу же и ощутила, что летит вверх!
— МАМА! — завопила магичка, ударившись сразу коленями, локтями и грудью обо что — то жесткое, тут же вцепляясь пальцами в непонятную опору, пытаясь удержаться на ней — МАМОНЬКИ!
Жаром, живым и тугим, ожгло лицо и руки сразу. Одновременно с этим жар, побежав по ногам, опоясал их, грозя спалить и толстые чулки, и кожу под ними.
Попытавшись принять удобное положение, Эмелина приподнялась, крепко уцепившись за оказавшиеся прямо под ней… хребты? Пластины? Чешую?
Что это, вообще, было такое?!
— Ой, мамочки! — взвизгнула льерда, надрывно закашлявшись горящим горлом — Мам…
В её глотке теперь будто песчаные бури танцевали, а лицо горело так, словно Эмелина натерла его перцем или острым соусом. Ну, либо заглянула в топящуюся печь, распахнув дверцу.
Ухитрившись всё же сесть, впившись пальцами в непонятные, горячие «хребты», напоминавшие по твердости оружейное железо, девушка проморгалась.
Лучше бы ей было не делать последнего, потому что, как только глаза привыкли к дыму, а нос к сладкой, подобной горящим пряностям вони, магичка вновь завопила «мама» и закашлялась вновь.
Чудовище, стоящее прямо перед ней, было огромным.
Громадная его голова, плотно облепленная изумрудной чешуей, увенчанная острым гребнем помещалась на короткой, массивной шее, защищенной чешуей покрупнее, ровно броней.
Глаза непонятного Зверя, отдаленно походившие на змеиные, полыхали огнём, сочетавшим в себе сразу несколько цветов, от дикого оранжевого до мутного зеленого, болотного и ледяного.
— ШШШШИГРРРХР! — выдохнул Зверь, обнажив огромные, слегка загнутые клыки, тут же облизнув их острым, красным, раздвоенным языком — ШШШШИРХХР…
Рассудив настолько разумно, насколько вообще возможно было рассуждать при подобном случае, магичка попрочнее ухватилась за острый гребень, откинув прочь страх порезанных рук.
В конце концов, с порезанными руками ещё возможно как — то жить, а вот
Зверь, ещё раз «ширхнув», поскреб… землю? Ну да, землю, присыпанную стремительно плывущим снегом землю темными, загнутыми когтями и уставился на льерду неожиданно разумным взглядом.
— ХАХ! — выдохнула та, отчетливо понимая, что от следующего звериного «ширха» она либо окончательно оглохнет, либо спятит, либо некрасиво наделает в штаны — Хах! Пфух, мать… Ты кто ещё?! Пшел вон!
Опора под ней внезапно дрогнула и подалась вперед.
Теперь, хоть и с трудом, однако же отрезвевшими от ужаса мозгами, льерде удалось заключить, что она сидит верхом на подобном же Звере… ну, либо здорово похожем на того, который, громко «ширхая», глядел на неё разумно.
«Слышишь меня? — голос Саццифира прозвучал мягко, отдавшись в затылке магички тупой, несильной ломотой — А, „пыльнорукая“? Давай же, работай быстрее своей пустой головой!»
Льерда Ланнфель вспыхнула, хотя огня здесь было предостаточно и без того.
«Пыльнорукие» — этим обидным прозвищем боевые маги называют бытовых, а также и прочих, «слабых» собратьев.
— От такого же слышу! — визгнула, ещё крепче сцепив пальцы — Свои руки вымой, пойди вон… Стой спокойно!
Последние слова вкупе с легким шлепком предназначались другому Зверю. Тому, на котором сидела магичка, и который резко дернулся от оскорбительного высказывания в её адрес.
Ракуэн расхохотался тихо и гулко, от чего по его чешуе, покрывающей морду, пошла рябь, а громадная глотка выхаркнула небольшую порцию сладко пахнущего дыма.
«Маленькая хамка, — произнес, просмеявшись — Приди, наконец, в разум, пораскинь своими птичьими мозгами, кому „тыкаешь“ и с кем позволяешь себе говорить в подобном тоне! Да ты до сих пор жива только лишь потому, что я сдерживаю твоего супруга. Стоит мне ослабить путы, и… Хм, хотя немного странно, что он вообще тебя слышит. И чувствует. Этого просто не должно быть! Однако, хватит демагогий. Что, Эмми Ланнфель? Хочешь увидеть своего мужа со стороны?»
Та решительно кивнула:
— Хочу!
«В этом я помогу тебе, — ехидно хмыкнул Саццифир — К слову, сейчас ты сидишь у него на голове. Хотя такой никчемуше, как ты, хотелось бы сидеть на шее… Ладно уж, я вас избавлю разом от тяжких нош! Диньера — от тебя, тебя же — от твоей никчемной жизни. Повидайтесь перед разлукой… Теперь не дергайся. Замри.»
Тут же словно мягкий кулак, легонько толкнув спину льерды, распустился, крепко сжав «пальцами» талию девушки.
«Жалко детеныша, правда! — ухнуло в висках Эмелины Саццифировым голосом — И тебя тоже немного жаль. Ну да ладно уж. Не всем выпадает везение жить… Что ж. Теперь смотри.»