Жена моего брата
Шрифт:
Мы с ней встречались в лифте, я видела, как он выходит из ее квартиры, иногда вместе с ней. Она всегда смотрела на меня с жалостью и презрением. Так смотрят на тараканов.
Иногда Марат снова становился нормальным. Он приходил домой, ел горячий ужин, рассказывал о работе, спрашивал, как я себя чувствую, даже ложился со мной в постель. В такие моменты мне казалось, что он одумался, раскаялся. Но буквально через пару дней он снова становился раздражительным, грубым. Я плакала. Он бесился от этого еще сильнее.
В один
— Оставайся там, — только и бросил в трубку Алан Батурин.
Через десять минут за мной прибыл охранник, сел за руль моей машины и отвез домой. Там я столкнулась с разъяренным Маратом. Нет, он не орал и не трогал меня, но я видела, что он в ярости.
— Еще одна такая выходка… — поговорил муж.
Он даже не закончил. По его глазам я поняла, что лучше не пытаться сбежать или даже оправдываться.
— За МКАД не суйся, Лиз. Пожалеешь.
Я не знала, как он нашел меня. Карта или телефон? Скорее всего, кредитка, которой я платила за номер.
Совершенно ясно стало то, что я в плену. Моя золотая клетка не позволит улететь дальше кольцевой. Я снова и снова вспоминала открытку от брата Марата. Теперь его слова уже не казались мне шуткой.
Я много думала, как уехать, сбежать от них, отложила наличные, но не решалась. Марат все реже стал оставлять меня. Мы снова были похожи на семью. Пока его не прорвало.
Сегодня.
Его девица, его пренебрежение и жестокость. Щека, что все еще горела огнем.
За что он так со мной? Почему?
Дорога не успокаивала больше. Слезы катились по лицу, и иногда я останавливала машину, чтобы проплакаться. Живот тянуло с самого утра, но я игнорировала боль. Тонус наверно. Врач говорил, что такое бывает.
Я думала, что вернусь домой, но часы шли, а желания не возникало. А вот тянущая боль наоборот становилась все сильнее. И тут до меня дошло, что это не тонус. Я быстро скачала на телефон программу схваток и засекала каждый яркий приступ. Через полчаса на экране высветилась красная надпись: «Срочно поезжайте в больницу».
Я словно очнулась. Надо же было не заметить, что рожаю. Вспоминая свои ощущения, тянущую, но ненавязчивую боль, я поразилась, как относительно легко перенесла схватки. Эта боль не шла ни в какое сравнением с тем, что причинял мне муж. Наверно, я закалилась и одеревенела.
Дорогу до больницы я знала прекрасно. Меня там ждали. В багажник на всякий случай еще неделю назад я положила дежурную сумку с вещами для меня и сына. Как чувствовала, что придется экстренно ехать самой.
Марату звонить не хотелось, но я засунула гордость куда подальше. Или же набрала его из страха? Не знаю. Как бы то ни было, мой звонок он игнорировал. Разбудить свекровь? Не очень хотелось. Вряд ли малыш появится до утра. Первые роды долгие.
Я приехала в больницу, так и не сообщив никому из семьи. Были ли они моей семьей? Ничего хорошего по их адресу я не чувствовала. Агния Сергеевна иногда была милой, но чаще холодной и отстраненной. Отец мужа примущественно игнорировал мое существование.
Нет, одной лучше.
В больнице меня встретили радушно. Еще бы. За такие деньги.
— Лизавета Дмитриевна, кто же привез вас? Муж?
— Нет, я сама приехала. На машине, — отвечала я сестре, которая заполняла мои документы.
— А ваш доктор? Он в курсе?
— Нет. Я не решилась его беспокоить.
— Как же так?
— Но ведь ночь…
Сестричка нахмурилась на меня и тут же потянулась к телефону. Меня осмотрел дежурный врач и сказал, что рожать я буду весьма скоро. Через полчаса приехал и мой личный доктор, который вел беременность с тех пор, как я оказалась в Москве.
— Удивительная вы девушка, Лизонька, — пропел он после осмотра. — Одна на машине. Семь пальцев раскрытие. Почему не позвонили мне?
— Так вышло.
— Нужно было давно приехать. Вы же целый день в родах, так?
— Кажется. Я не сразу поняла.
Врач внимательно посмотрел на меня и повторил:
— Удивительная вы, Лизонька. Удивительная. А что же Марат?
Что я могла на это сказать? Только пожала плечами.
— Не могу до него дозвониться.
— Понятно — нейтрально ответил доктор. — Я оповестил Алана Динаровича. Он найдет Марата. Не переживайте.
Прикрыв глаза, я абсолютно честно ответила:
— Я и не переживаю. Спасибо, что побеспокоились.
Если кто-то и посмел бы вытащить Марата из койки подружки, то только его отец. Не скажу, что я жаждала видеть мужа, но он вряд ли посмеет пропустить день появления на свет сына.
Я на самом деле не переживала за Марата, за роды. Почему-то мне стало легко и спокойно. Уверенность, что все пройдет хорошо, была такой твердой, почти осязаемой. Возможно, это от препарата, который мне вкололи. Или же я просто устала от терзаний и слез. У меня кончились нервы.
Совсем скоро схватки стали совсем болезненными. Врач проверял меня регулярно, сестра не отходила вовсе. Буквально через два часа после прибытия в госпиталь, я родила.
— Мальчик. Пять пальчиков на руках и ногах. Волшебная палочка и маракасы, — оповестила неонатолог.
Я рассмеялась сквозь слезы.
Мне на грудь положили маленького крикуна, и я пропала. Впервые в жизни я окончательно и безнадежно влюбилась. Мое сердце и душа теперь принадлежали ему.
Я смутно помнила то, что было после родов. Малыша забрали, меня отвезли в палату. Я крутила в руках телефон, но так и не набрала мужа. Отец найдет его и скажет.