Жена на год
Шрифт:
Ненавижу.
Глава 2. Юля
Газет я не читала сто лет и не планировала этого делать ещё столько же. Но судьбоносные вести подкараулили меня именно на газетном листе, в который продавщица рынка завернула мне кусок телячьей вырезки.
Я развернула газетный лист, украшенный пятнами крови, бросила кусок мяса в миску и открыла дверцу гарнитура под раковиной, где по классике пряталось мусорное ведро, потянулась к нему со скомканным листом и… остановилась. Знакомая фамилия, до боли знакомая.
Вершинин. Там было написано Вершинин.
– Выбрось, – строго велела я
Однако было поздно. Я села на табуретку и развернула газетный лист. Несколько минут вчитывалась в текст статьи, не понимая слов.
– Умер, – тихо проговорила я. – Он умер.
Заплакать бы, от счастья конечно же, но слез нет, ровно никаких эмоций нет вообще. Просто сижу и смотрю на скупые строчки. Рак легких. Даже странно, Вершинин старший никогда не курил и вообще следил за своим здоровьем. Сволочь… Продолжаю читать. Семья безутешна – на этом месте я даже хихикнула. Наверное, все они потирают руки в предвкушении дележки наследства. Несколько строк о том, как много Вершинин занимался благотворительностью и сколько добра нёс в мир.
– Дерьмо ты нёс в этот мир, – снова прокомментировала я. – Гори в аду.
Лист следовало выкинуть, но я все читала и читала статью, уже выучив наизусть. Раздались тихие шаги – Дианка. Она остановилась в дверях. На меня смотрит. Не в глаза, нет, Дианка редко смотрит в глаза. Смотрит на испачканный кровью газетный лист, который ходуном ходит в моих руках, от того, что они трясутся мелкой дрожью.
Я скомкала лист и отправила его в мусорное ведро – там ему самое место. Туда бы ещё выбросить все свои воспоминания об этой семье, но к сожалению, они ещё свежи в памяти.
– Всё хорошо, Диан, – улыбнулась я. – Время лечит. Оно вылечит все, даже то, что так страшно потерять.
Диана ничего не ответила. Я торопливо убрала кусок мяса со стола, помыла его, порезав тонкой соломкой, замариновала в травах и лимоном соке. Такое мясо моя дочь ела, не варёное, не жареное, а запечённое почти без масла, буквально до хруста. Я была рада и этому, плевать, что хорошая молодая телятина стоит, почти как золото, главное ребёнок ест.
– Будешь кушать?
Дианка прошла и села на свой стул. Значит, хочет. С приёмами пищи у нас была беда. Караул, я бы сказала. Сейчас Дианка соглашалась есть только банановые кексы, то самое мясо, и макароны. Бывало и хуже. Кексы я пекла прошлой ночью и втихую намолола в тесто немного овсяной крупы – хотелось хоть как-то разнообразить дочкин рацион. И сейчас с замиранием ждала – станет есть или нет?
Дианка откусила кусочек. Задумалась. Потом прожевала и проглотила. Я рассмеялась – чудесный день! Сначала умер Вершинин, потом Дианка согласилась есть кексы по новому рецепту.
После обеда я работала, Дианка играла на полу. Играла она всегда молча, лишь иногда монотонно напевала себе что-то под нос. Говорить она умела, и даже неплохо, но заставить её разговаривать было нереально. Иногда она повторяла мои слова, и совсем редко отвечала на вопросы. Чаще просто игнорировала.
Сейчас она листала детскую, в картинках, книжку. На каждой странице останавливалась подолгу, смотрела, думала что-то. Интересно, что в её голове?
Самым обидным было осознавать, что я не ращу ребёнка для счастья.
Она родилась обычным ребёнком. Совершенно. Верещала, когда мучили газики, беззубо улыбалась, пускала пузыри. В срок перевернулась, села, затем пошла. Простые слова у нас были уже в годик! Она могла чётко сказать – мама дай и другие аналогичные фразы. В полтора годика она говорила так, что изумляла окружающих.
А в год и семь случился откат. Тогда я не знала, что это, просто не понимала, что происходит с моим ребёнком. Перестала говорить. Реагировать на мои фразы. Психолог дефектолог поставил неутешительный диагноз – аутизм. И все было не так, как в книжках и фильмах, в которых мне встречались дети с аутизмом. Куда страшнее. Я просто теряла Дианку и ничего не могла с этим сделать.
– Зато пенсию будете получать. По инвалидности.
В жопу эту пенсию, я просто хотела счастья для своей дочери! И одновременно понимала, что это я обрекла Дианку на болезнь. Это было неправильно, но я никак не могла выкинуть эту мысль из головы. Я виновата. Во всем.
Улыбки, которые Дианка так щедро дарила всем вокруг в первые полтора года стали редким гостем на её лице. Она улыбалась редко, и только своим мыслям.
Мы жили в однушке, Диана спала отдельно, на софе. Я допоздна работала, уткнувшись носом в ноутбук, она спала. Я давно перестала тревожиться о том, что мешаю ей – под клацанье клавиатуры она засыпала куда быстрее и крепче.
Я захлопнула ноутбук. Глаза слезились от усталости и я закрыла их. И подумала вдруг об Артуре. Как он? Я запрещала себе думать о нем, сколько раз себя по рукам била, чтобы не искать его в соцсетях. И я побеждала, вполне успешно делая вид, что его не было в моей жизни.
Но сегодня…сегодня можно. Я глубоко втянула носом воздух и в нем мне вдруг почудились нотки запаха мужского тела. Артура. Мне всегда нравилось, как он пахнет, это был лучший аромат в мире. Можно было бы представить, что он рядом. Обнимает сзади, уткнувшись носом между лопаток. Рука его скользит ниже и…черт.
В животе сладко потянуло теплом, словно бабочка коснулась крылышками. Вы скажете, ненормально хотеть бывшего мужа спустя семь лет после развода? Да, я согласна. Но это неизлечимо, это какой-то наркотик, болезнь от которой меня не смогли вылечить другие мужчины, потрясения, жизнь. Оставалось надеяться, что я просто мало приняла лекарства под названием время, и уж через пару лет точно отпустит.
Я поднялась со своего дивана и пошла к Дианке. Она не любила, когда её касались. Даже я. Поэтому моё время приходило ночью. Ночью я обнимала её, зарывалась лицом в длинные светлые волосы и дышала ею, лёгкими касаниями поглаживая такое любимое детское лицо.
– Это твой запах лучший в мире, – прошептала я. – Всё изменилось. Спи спокойно, моя радость, он умер… теперь всё будет хорошо.
Глава 3. Артур
Церемония прощания должна будет проходить прямо у нас дома. Только близкие – быть бы от них дальше. Только деловые партнёры. Только люди, которых принято считать друзьями. В общем и целом, до хрена народу.