Жена опального лорда
Шрифт:
– Да, пожалуй, - задумчиво кивнула я.
Глава 20
Глава 20
Пожалуй, теперь я посмотрела на Келлина немного другими глазами. И увидела его другим. До этого больше думала, как же паршиво мне, а сейчас в полной мере поняла, насколько погано ему. Нет, головой-то и раньше понимала, что и ему несладко, но по-настоящему прочувствовала только после этих его слов. Пробили даже не сами слова, а то, как они прозвучали.
Если
Да, он согласился – ради будущего сына и, возможно, ради будущего страны, для которой надеялся сделать что-то полезное. Но кто сказал, будто это согласие далось ему легко? А тут еще мои ядовитые вопросы и шуточки, только подливающие масла в огонь.
Закончив обедать, я заглянула в детскую. Сидевшая у окна с неизменным вязанием Литта приложила палец к губам и показала на дальний угол, где стояла кроватка. Я кивнула и вышла.
Чем бы заняться? Ах, да, портной.
Для начала надо было найти Теренса. Здесь не держали, как в замке или в королевском дворце, коридорных слуг, которые курсировали туда-сюда, дожидаясь приказаний. Чтобы вызвать того же распорядителя, надо было отправить за ним Айли или какого-нибудь слугу, которого тоже попробуй еще отлови. У Теренса имелся свой маленький кабинетик в подвальном этаже, но застать его там было сложно из-за огромного количества дел по всему дому.
Дожидаясь Теренса, я сидела в кресле и разглядывала узоры, нарисованные солнцем на ковре. Ноффер лежал рядом, положив морду мне на туфли, и делал вид, что дремлет.
– Вы хотите пригласить своего портного, госпожа? – совершенно индифферентно уточнил распорядитель, когда Айли его все-таки разыскала и привела. – Или вас устроит тот, который шил даме Маэре?
Чтобы он мне случайно – или не случайно!
– сшил такое же платье, как у нее? Вряд ли мода тут меняется так быстро. Я видела при дворе самые разные наряды, которые объединяло лишь одно - длина до щиколоток. Так же обстояли дела и с мужской одеждой. Если мода здесь и существовала, то не на фасоны, а на цвет или ткань. Келлин, вероятно, не заметил бы, а вот придворных кумушек, запоминающих чужие платья с точностью авторегистратора, наверняка обрадовала бы возможность почесать языки.
– Пригласите моего портного. Его зовут Мелифран… - тут я запнулась, потому что не знала фамилии.
– Мелифран Ченти, - подсказал Теренс. – Да, конечно, прямо сейчас отправлю кого-нибудь к нему.
– Пусть приходит завтра в первой половине дня, если может.
– Разумеется, госпожа, - сквозь обычную невозмутимость пробилось удивление: что значит «если может», должен бросить все дела и бежать со всех ног!
– И вот что, Теренс, спросите лорда, что делать с платьями его жены. Мне они точно не нужны, а кому-то, возможно, могут пригодиться.
– Да, госпожа, - поклонился распорядитель, на этот раз даже не пытавшийся скрыть, насколько шокирован.
Мне очень жаль вас огорчать, уважаемый, но музея дамы Маэры в доме не будет. Возможно, Келлин и не хотел этого говорить, но я его спровоцировала, и он сказал: я стал надеяться, что когда-нибудь встречу кого-то еще. А значит, эти тряпки и все прочее ему ни к чему. Сын – вот живое напоминание о любви и счастье. Ну ладно, может, еще портрет. А хранить все остальное – это уже не слишком здорoво.
Я подумала, что ореол присноскорбящего вдовца над челом Келлина несколько потускнел, но чисто по-человечески он стал мне ближе и понятнее. Я охотно верила, что Маэра была прекрасной женщиной и что все искренне любили ее, однако с некоторой долей цинизма полагала, что светлая память не должна выходить за рамки разумного. Живым нужно жить в мире живых.
Остаток дня прошел скучно. Сначала я в компании Ноффера читала в библиотеке, потом, опять же в сопровождении пса, гуляла с Эйвином в саду. Между делом снова пыталась вспомнить таинственное имя, но безуспешно. Зато вспомнила, о чем хотела спросить Келлина по пути домой.
– Скажите, Келлин, насколько велико мое приданое? – я задала этот вопрос, когда мы встретились за ужином, старательно делая вид, будто за обедом ничего не произошло.
Он посмотрел на меня примерно так же, как Теренс, когда я заикнулась о платьях Маэры.
– Почему вас это интересует?
– А почему это не должно меня интересовать? – я отбила подачу. – Если меня убьют, все получите вы. Хочется знать, насколько вам выгодна моя смерть.
– Лорен, я ведь, кажется, извинился, - процедил Келлин сквозь зубы после долгой паузы. – Такое чувство, что мы соревнуемся, кто кого посильнее заденет.
– Вообще-то не я начала первая. И не сейчас. Вы могли просто ответить. Если я спросила, значит, мне это нужно. Но если не хотите, можете не отвечать. Спрошу у дяди.
– Хорошо. Ваше приданое – земля к западу от Тагры. Это шесть деревень, большой лес, поля и, если не ошибаюсь, мельница. Продать их нельзя – только по решению суда, если я вдруг наделаю долгов и разорюсь. Большая часть сдана в аренду и приносит доход. Но тратить его можно только на увеличение приданого. Например, прикупить еще земли. Или положить в банк в рост.
Надо же, здесь уже есть банки? Хотя чему я удивляюсь, у нас они появились еще в средние века.
– И получить доход от дохода, который тоже нельзя потратить. Как странно все устроено. В каждом новом поколении женщины становятся богаче, но при этом у них нет ничего своего, кроме платьев, туфель и нижнего белья. Зато если они умирают, не родив дочерей, богаче становится вдовец.
– Странно? Пожалуй. Когда-то очень давно приданое было обеспечением вдов, которые по закону не получают ничего после смерти мужа. Но потом они стали переходить под опеку наследника или же под опеку короля, если такового не имелось. И тогда же приданое начали передавать дочерям. Успокойтесь, Лорен, для меня ваши шесть деревень – такая мелочь. Нет смысла из-за них вас убивать. А вот кое-кому они вполне могли бы поправить дела.