Жена Петра Великого. Наша первая Императрица
Шрифт:
— Хочу! — охотно согласилась Марта.
— А пока поди, по саду погуляй, сирень понюхай, на скамеечке посиди! А хочешь, завтра пойдем с нами на Яузу купаться? — весело и благосклонно спросила Наталья Алексеевна. И, не получив ответа, объяснила: — Дела у нас здесь вольные, женские, никакого стеснения тебе не будет. Оденем красиво, поселим славно. Танцы политичные танцевать будешь учиться, грамоту русскую постигать, на театре играть да брата моего дожидаться. А к Дашке, вон, Меншиков приедет! Варя у нас без жениха пока… Отбила ты у нее Петра Алексеича!
— Я ничего не знала
— А если бы и знала, что — отдала бы ей Петра Алексеича? Не верю! — рассмеялась царевна, словно не замечая, что эти ее слова больно ранят Варвару. Но фрейлина молча стерпела, только совсем не по-женски стиснула в кулаки свои маленькие ручки. Варвара Арсеньева давно привыкла к булавочным уколам царевны, но горькая обида все равно не проходила… Наталья Алексеевна была остра на язык, порой — вспыльчива, но славилась своей отходчивостью. «Пошумит и перестанет», — резонно рассуждали горничные, фрейлины и подруги любимой сестры Петра. Но Марте все это было внове, и она решила смягчить неделикатные намеки царевны.
— Я могу уехать в Москву и остаться всего лишь лекаркой Его Величества, — предложила Марта.
— Лекаркой? — снова рассмеялась царевна. — Скорее уж первым лейб-медикусом! Вижу, Катя, вижу, знатный ты лекарь! Глазки — бархатные, личико — нежное! Говорят, такие глаза врачуют сердце мужчины… А про Варю не думай, мы ей нового жениха найдем!
— Уж постарайтесь, найдите, матушка Наталья Алексевна, — подала голос Варвара. — Только чтоб непременно был обхождением галантен, политесам обучен, зело умен и в науках разных сведущ, со шпагой — молодец, наружностью приятен, плечист и росту не менее, чем гвардейцы, что у нас в караулах стоят… А за иного ни в жизнь не пойду! И, упаси господь, чтоб рыж не был, а то, сказывают, не видать рыжим Царствия Небесного!
— Тогда пускай лучше царица Прасковья для тебя постарается да сыщет красавца такого! — легко увернулась от выпадов остроумной фрейлины царевна. — Ей все равно делать нечего. Только зевает да крестится…
Ловкая Варвара подошла к царевне и что-то зашептала ей на ухо. Наталья Алексеевна довольно улыбалась, слушая этот шепот. Воспользовавшись удобным моментом, Марта подошла к Дарье Арсеньевой, которая показалась ей милой и приятной девушкой, чем-то похожей на Анну Шереметеву.
— Кто такая царица Прасковья? — тихо спросила Марта у Даши.
— Вдова царского брата и соправителя, Иоанна Алексеевича, давно почившего в бозе, — быстро ответила красавица.
— Она тоже здесь живет? — удивилась Марта.
— Здесь — бабье царство, стало быть, и царице вдовой здесь самое место! — с улыбкой ответила Даша.
— А разве в Преображенском не стоит на квартерах любимый гвардейский полк государя? — шепнула Марта на ухо Даше. — В этом полку, наверное, довольно кавалеров…
— Прежде стоял, — вздохнула Дарья. — Ныне преображенцы на войне с государем, здесь осталась одна лишь команда, которая дворец охраняет да рекрутов для полка учит… Да еще порой офицеры с театра войны в отпуск или по делам государевым наезжают! Словом, хоть красавцев лихих у нас в Преображенском и поубавилось, однако ж иные встречаются! И все больше такие орлы, что только глянет взором пламенным, только ус длинный выкрутит — так сердечко и зайдется, и обомрет сладко… Да только все не про нашу честь амуры такие! Нам женихов дожидаться надо. Мне — Алексашеньку, тебе — государя!
— А царевна? — тихонько спросила Марта. — Кого она дожидается?
— Про амурные дела царевны никому ничего не ведомо, — осторожно оглянувшись по сторонам, шепнула Даша. — Но царь ее замуж не выдает. Сказывают, договорено между них так. Любит государь свою сестру! Не хочет неволить… Вон, за нами ей велел присматривать!
— Как в гареме, — вздохнула Марта, вспомнив недавний рассказ Петра Алексеевича про султана далекой Турции, у которого при дворе живут в роскошном заточении и сытой праздности жены и бесчисленные наложницы.
— Что это такое, гарем? — полюбопытствовала Даша.
— Это в турецкой земле, там царственный муж один, а жен и амурных подруг у него много! — объяснила Марта.
— Ну тогда сие не про нас! Здесь для всех женихи припасены. Кроме Вари. Да и сестры Алексашеньки не просватаны еще. А царица Прасковья — вдова.
— Почему же вас женихи по домам не разберут? — удивилась Марта, вспомнив веселый холостой дом распутника Меншикова.
Ах, бедная Даша, не повезло ей с женихом, котом этим вкрадчивым! При невесте-красавице сначала на Анну Шереметеву заглядывался, а потом и экономкой ливонской заняться решил! А впрочем, может быть, и повезло Даше, если она так любит своего Алексашку и резоны для этой любви находит. Хотя какие у любви резоны, любят ведь не умом, а сердцем!
— Разберут нас по домам, когда мужними женами станем, — объясняла между тем Даша. — Не пристало у нас на Руси невенчанным девкам с мужиками сожительствовать, словно блудницам! Вот и ждем, покуда суженый не сыщется да под честной венец не поведет — с попом, да с певчими, да со звоном колокольным!..
— Так когда же свадьбу играть?
— Когда время придет! Когда государь велит… Ты у нас выше всех взлетела, ты за нас перед царем и похлопочи! Чтоб наказал Алексашеньке моему под венец меня, несчастную, вести! — плачущим голосом сказала Даша.
Красивое лицо Даши вдруг страдальчески искривилось, из глаз, словно по заказу, брызнули обильные слезы.
— Ах, отвезите меня к Алексашеньке моему, люди добрые, да поскорее! Нет больше силушек моих, не стало мочушки муку такую выносить! Ахти, томно мне, горемычной! — внезапно заголосила невеста Данилыча, да так громко, что Марта отскочила от нее, как ошпаренная. А Дарья вдруг картинно закатила свои огромные трагические глаза и, издав протяжный стон, мягко упала без сознания в удачно оказавшееся поблизости кресло. Перепуганная Марта бросилась на помощь и принялась растирать истерической красавице виски. Та, впрочем, тотчас же пришла в себя, захлопала пушистыми ресницами и, вспомнив о своей печали, принялась монотонно и жалобно подвывать. Впрочем, царевна Наталья и Варя не спешили жалеть и утешать Дашу. По-видимому, они давно привыкли к ее рыданиям.