Жена с проблемами
Шрифт:
Вздохнула, вернула обратно эту гору бесполезного тряпья. Села на крышку и задумалась. Где мужчина может прятать оружие? Прикрыла глаза, пытаясь представить себя королем. В палатке у меня больная незнакомая девушка, на страже недотепистый оруженосец, а я собираюсь за невестой в монастырь.
Впрочем, стал ли бы Эдхард его прятать? Какой в этом резон? От меня нападения оборотень точно не ожидает…
По суждениям Эдхарда, я уже не просто согласилась с щедрым предложением стать его любовницей, еще и благодарна за оказанную честь. И это значит, что король хранит остатки
Прошлась по палатке, попинала носком башмака циновку, задумчиво погрызла ноготь. Снова приблизилась к столу и только сейчас заметила, что под столешницей есть узкий, длинный ящик. Тихо ругнулась на свою невнимательность и попыталась открыть. Деревянная створка поддалась с трудом, но таки показала мне свое скудно заполненное нутро. На дне валялись перьевые ручки, баночки чернил, желтоватые тонкие листы, несколько серебряных метательных звезд, нож для писем и разная мелочевка. Не оружие, конечно, но хоть что-то. Я взвесила на руке канцелярский нож и звезду. Выбрала второе. Тонкое лезвие ножа вряд ли способно пробить плотную парусину, а острый луч звезды вполне.
Опять нырнула под стол и принялась усиленно пилить путь на свободу. А когда до завершения работы остались сущие дюймы, дурным голосом завыла интуиция. Почему-то даже не задумалась над тем, верить ли ей. Поддалась чутью и ласточкой выпорхнула из своего убежища. Пинком столкнула валик из одеял на пол, запихнула под лежанку и прыгнула в кровать. Раздраженно выругалась сквозь зубы, извлекла одно из одеял, уже успевшее налепить на себя комья пыли, и укрылась им с головой. В носу засвербело, будто кто-то воткнул туда тонкое пушистое перышко. Полог с тихим шорохом откинулся. И сквозь щель между одеялом и матрасом я увидела мужские сапоги.
Блондин, керберы бы его побрали! Что он тут забыл?
Сапоги прошлись по палатке, чем-то грохнули об столешницу и удались, напоследок шумно брякнув подметками об что-то твердое и неожиданно возникшее на пути. Судя по тому, как ругнулся их обладатель, бряк был ощутимым и болезненным.
Я вздохнула, помассировала переносицу, чтобы сдержать чих, и откинула одеяло. На столе покоилась миска с кашей и кружка, наполненная свежим отваром. Завтрак принес. Жаль, что на него у меня явно не было сил и желания. Хотя поесть, конечно, не мешало бы. Но тратить время еще и на это я опасалась. До обители не больше пяти миль, и всадники их преодолеют в два счета. Это мне требовалось целых два часа блуждать по лесу.
Покусав в раздумьях губу, я отвернулась от соблазнительно пахнущей снеди, спрятала звезду в карман платья и, едва не всплакнув от жалости, отхватила ножом густую прядь волос. Аккуратно расправила на подушке, снова водрузила на постель валик и прикрыла одеялом. Надеюсь, моя жертва была не напрасна. Даже если это поможет обмануть хоть на несколько минут невнимательного стража, уже неплохо. Потом, еще немного подумав, быстренько стянула платье, тоже запихнула под одеяло, кокетливо выставив кусочек голубого подола. Милли номер два получилась весьма неплоха. А король, думаю, не обеднеет, если я у него одолжу рубашку, штаны и плащ.
Одежда оказалась, конечно, велика. Но если подкатить штанины и рукава, то вполне годилась. Да и карманы в ней были побольше, а, значит, получится краюху хлеба засунуть и уже две звезды, а, может, даже нож. Надо же мне что-то для самозащиты.
Затем нырнула под стол, проползла к дыре и протиснулась в с таким трудом пропиленное отверстие.
Отряд без главного распоясался еще сильнее, чем я предполагала. Часовые, конечно, добросовестно торчали на постах, но им ведь было наказано следить за теми, кто приближается к лагерю, а не удалятся. Вот они, позевывая и сверлили глазами густую растительность в общем-то вполне безобидного леса.
Я упала в траву, проползла до ближайшего куста и присела, скрытая густыми ветками.
– О, великие демиурги, спасибо большое, что я родилась весной, в разгар разнотравья, а не поздней осенью или на исходе зимы! – тихо прошептала, возведя глаза к небу. За пышной листвой я ощущала себя в безопасности.
В общем, у меня было два варианта. Продолжить путь в Вигор, тогда нужно двигаться на юго-запад, или рискнуть и все же попробовать добраться до Тито. В Вигор знакомая тропа петляла через лес. До Тито шел широкий западный тракт.
Я сорвала листочек с ветки и задумчиво пожевала. Да-а-а… а выбор-то невелик. Тито огромный торговый город, затеряться там раз плюнуть, но страшно. Я в таких городах еще не бывала, а все незнакомое пугало.
Впрочем, действовать по плану мне уже приходилось, но Демиургам чихать было на то, что я себе там выдумала. Не пора ли в кои то веки сделать что-то не по задумке, что-то рискованное и опасное.
– Ох, великие демиурги, подайте хоть какой-то знак, – вздохнула и удивленно подавилась воздухом.
Прямо на меня из кустов смотрела умильная лошадиная морда. В серьезных карих глазах светились ум и понимание. Я поскребла зудящую макушку – а вдруг это и есть тот самый знак. Знак свыше, о котором я просила. Подползла поближе и раздвинув кусты уставился на нескольких лошадок, которые мирно паслись на небольшой полянке. Сторож спокойно дремал, привалившись к дереву.
Неужели демиурги таки решили подсобить своей грешной дочери. Верхом вдоль тракта до Тито я потрачу несколько часов, а не целый день.
Я воровато осмотрелась. Стреноженные лошадки флегматично похрустывали травой и махали пышными хвостами, отгоняя мух. Выбирай любую. Но тот черненький конек, который первым привлек мое внимание, был ближе всего, и я, боязливо сглотнув, протянула к нему руку.
Огромные зубы пугали, но животное не проявляло агрессии, а лошадок я любила всегда. Жаль, что Вислоух, чахлый мерин, который много лет обитал у нас в монастыре не пережил прошлую зиму. Меня искали целый день. Я пропустила утреннюю, полуденную и вечернюю службу, а потом неделю отбывала наказание. Но ничуть не жалела, что потратила это время совсем не на служение Тивальдору. А вместе с сестрой Батистой, которая у нас заведовала животными, хоронила Вислоуха под тем разлапистым кустом орешника, где он так любил пастись.