Жена Сталкера

Нет больше твёрдости сказать:

"Уйди!", хоть не боюсь терять

То, что опять потом найду,

Быть может, на свою беду.

Самоанализ мой плывёт

В глубинах мутных чёрных вод.

Он

Его очистит вновь слеза.

Я плачем вымою тебя

Из сердца, этим лишь губя

Сон про любимую весну,

Когда в руках твоих усну.

Солнце, хоть вроде пока что с лучами,

но делают нас лунными.

Психовиварий совсем не случаен,

не виден, увы, лахудрами.

Неошумер – ты, так уверенный

в том, что не спишь.

Наши подкорки почти что измерены,

мы – как та мышь.

Главный здесь ты? Устарело, подопытный,

в корень не зришь.

Вон, впереди, далеко уж тот, роботный,

"А-а-а", – ты храпишь.

Долой субреточные платья!

В огне сожгу свою неволю.

Пускай несутся вслед проклятья.

Уйду. Сыта больной юдолью.

Быть может, на свободе худо,

Нехорошо, где не бывала,

Зато на выбор будут блюда

Те, о которых я не знала.

Долой служанкины одёжки!

И королевских не хочу я.

В неволе обе-две дорожки,

А я устала жить тоскуя.

Я тебя разлюбила…

И ты плоско-картонный.

Не довлеешь плаксиво,

Ведь теперь ты фантомный.

Больше нет этой власти:

НЛП вставь, друг, в попу.

Я от странной напасти

Исцелюсь понемногу.

Стал уныло-тряпичным

Шарм, в который влюбилась,

Стал слащаво-клубничным

Вкус, с которым ложилась

Я в проклятое ложе

Под тебя, методиста.

Мне свобода дороже

Золотого мониста.

Вещал нам Воланд о теней значении,

Но сам стал тенью, призраком, увы.

Здесь машет белым флагом отупение

Под взглядом истинного сатаны.

То не луна, а голова кого-то.

Сын отомстил за мать и перьев пук.

Мессиру бы опять явить нам что-то,

Но неприятен его грозный стук.

Нет Воланда на стадо проходимцев,

А белый флаг стал саваном, пойми.

Личинами закрыты наши лица.

О, как мы опасаемся сумы!

И ловит враг всех голыми руками.

Увы, увы, мессира нет на нас…

Кто сделал человеков дураками,

Тот вроде бы от сатаны и спас.

Захлебнулась наша переписка

Под девятым валом обстоятельств.

Не грозит взаимная прописка,

Конец ознакомительного фрагмента.