Жених для ящерицы
Шрифт:
До этой минуты Степан был спокоен, даже немного игрив, и я чувствовала себя в безопасности. Внезапно все изменилось. От игривости не осталось и следа, хватка стала мертвой, локоть под пальцами Степана онемел.
Внутри у меня нарастал вой сирены, как будто по неосторожности Переверзев задел вмонтированную в кожу тревожную кнопку.
– Хочешь – уедем куда-нибудь, хочешь – здесь останемся. Я готов для тебя на все! – яростно шептал Степан. – Жизнь обкатала меня, я стал другим, поверь!
Ослепительный
Жизнь удалась!
Тринадцать лет я мечтала увидеть Переверзева у своих ног раскаявшимся, услышать вот это самое признание. Увидела и услышала…
– Перестань, – жалко попросила я, желая проснуться и обнаружить, что это ночной кошмар, – все давно прошло. Я тебе даже благодарна, честно.
Для убедительности погладила Степана по плечу – ничего не значащий жест сочувствия, но этот невинный жест точно сорвал резьбу.
Степан рухнул передо мной на колени, уткнулся головой в подол.
– Пожалей меня, Витя! – смогла разобрать я.
Градус моего напряжения полз вверх.
– Пожалей меня, Витя, – в отчаянии повторял Степан, – пожалей! Я думал, жалость унижает, но это все чепуха! Я согласен, чтобы ты жила со мной из жалости!
Крепкий затылок Переверзева, его плечи (размер 48–50) уже не внушали жалости. К своему стыду, я испытывала панический ужас: что, если Степа действительно тронулся умом?
Я совершенно не стремилась оказаться в объятиях Степана – не потому, что он так плохо выглядит, нет. Потому что тринадцать лет назад он меня «кодировал» и добровольного согласия на провокацию я не давала.
Даже реванш взять не хотелось, хотя сейчас, когда Степка такой жалкий, мне бы это удалось, скорее всего.
Попыталась освободиться – Степан только крепче стиснул мои колени.
Вечерние насыщенные тени загустели, расползлись и перетекли в ночные сумерки.
Вечер обещал быть…
Я в панике слушала тусклое шипение Переверзева – ни одной спасительной мысли не приходило.
– Не помешаю? – прогремел над головой голос Тихомирова.
Следователь появился из-за дома. Я не слышала стука калитки и шагов по гравию – не иначе, крался по лужайке, как по тропе войны.
– А мы тут по-соседски делимся секретами выращивания кресс-салата, – брякнула я.
– Я так и подумал. – Ручной любитель холодца и квашеной капусты Дмитрий Тихомиров раздувал ноздри и бил о землю копытом.
Я с оскорбленным видом поджала губы.
Степан нехотя разомкнул объятия, поднялся и стоял, отряхивая колени.
Я даже не успела ничего понять, как Тихомиров молниеносным ударом сбил Степку с ног.
Переверзев упал и не подавал признаков жизни.
– Дима, ты спятил? – прошептала я.
От потрясения и страха пропал голос
– Вставай, – Тихомиров встряхнул Степку, – поднимайся, любитель сладенького, иначе я тебя пришибу и закопаю прямо здесь, под яблонькой.
– Дима! – просипела я, почти как Степан.
– Иди домой. – Тихомиров сдернул меня со скамейки и подтолкнул к дому.
Я беспомощно оглянулась.
Степан открыл глаза и, как мне показалось, с интересом наблюдал за мной.
– Убери руки! – Под этим взглядом я обрела голос и бросилась к пострадавшему.
Степка морщился, потирая ушибленный локоть – задел о скамейку при падении.
– Ты решила остаться с ним? – ледяным тоном поинтересовался Тихомиров. Под враждебным взглядом Тихомирова я силилась поднять Степана, тянула его с земли, а Степка и не думал мне помогать.
– Дим, ему нужна помощь!
– Если ты сейчас же не отойдешь от него, между нами все кончено, – услышала я.
– Что ты несешь, Дима?! – Поддерживая Переверзева, я крутила головой, пытаясь поймать взгляд Тихомирова, но следователь упрямо не сводил глаз со своих туфель.
– Ты услышала меня? – Голос Дмитрия звенел металлом.
– Дим, ну зачем ты так? – выговорила я, прилагая героические усилия, чтобы не разреветься. Губы подергивались, глаза налились слезами, изображение расплылось.
– Ярославна горько плачет на стене в Путивле, – бросил Тихомиров, круто развернулся и покинул сад.
Калитка грохнула с такой силой, что окна на веранде едва не выбило ударной волной.
– Скатертью дорожка, – просипел Степан, хватая меня.
– Убери руки! – прорыдала я.
Переверзев, скалясь, вскочил, отступил к забору, перемахнул его и приземлился на своей территории – чистый кот. Мартовский.
Рысакова была великолепна: платье в стиле шестидесятых, с кокеткой под грудью шестого размера, прическа и макияж в стиле Брижит Бардо – во всем чувствовалась Веркина акулья хватка. У Стефано не было шансов. Мне показалось, макаронник начал это понимать – уж больно затравленным был его взгляд.
Официально Верка отбывала в Турин в командировку.
Жуков и Француз оставались руководить ОАО «Стефановера» на время отсутствия Рысаковой.
На будущих полях для гольфа кипела работа, шла раскорчевка, гудела техника.
– Мальчики, не ссорьтесь, – наставляла партнеров Рысакова, – вернусь – головы поотрываю, если накосячите.
– Брось, все будет о’кей, – заверил Жуков Верку.
– Смотрите у меня.
– А ты вернешься? – с подозрением глядя на Веркин багаж, спросила я.
– Не сомневайся.
Однако сомнения на Веркин счет были не только у меня.