Жених с доставкой на дом
Шрифт:
Японец вышел из машины у входа и с благоговением посмотрел перед собой. Люся рассчиталась с водителем-лихачем, тот сунул ей свою профессиональную визитку, и они расстались вполне дружелюбно, намереваясь обязательно встретиться, если снова придется кого-то догонять.
Но бегать за японцем больше не пришлось. Он спокойно и медленно зашел в ворота.
Его интересовал фонтан. Тот самый, с позолоченными скульптурами и свежими струями воды. Светлана нисколько не сомневалась, что это должно было что-то значить. Об этом фонтане вспомнил и Макс-Михаил. Скорее всего, как догадалась она, они должны были здесь встретиться. Теперь японец пришел, а форварда
Он никуда не девался, достал фотокамеру и принялся делать снимки у фонтана. Обратился с просьбой его сфотографировать к какой-то жительнице ближнего зарубежья, долго объяснялся с ней на пальцах, пока наконец-то к нему не подошел худощавый паренек с тоскливыми глазами замученного высшим образованием студента. Студент перевел жительнице просьбу, та радостно кивнула головой и щелкнула японца, прыгнувшего в фонтан.
Светлана огляделась в поисках правоохранительных органов. Но те не спешили выуживать иностранцев из фонтана, и японец вдоволь наплескался в его живительных струях, не обращая никакого внимания на свою импортную одежду. Жительница очумело щелкала фотокамерой и цокала языком. Студент, глядя на все это действо, кисло ухмылялся. Японец неистовствовал от радости и что-то кричал на своем японском языке.
– А что он кричит? – поинтересовалась Светлана у студента.
– Он кричит, – вздохнул студент так, как будто был вынужден сказать необыкновенную глупость, – «Увидеть „Дружбу народов“ и умереть!»
– Нет, – удивилась Люся, – я еще понимаю, насчет Парижа! Но умирать в фонтане?!
– У разных людей разные пристрастия, – рассудила Светлана и поблагодарила студента.
Подруги прошли к ближайшей лавочке и сели на нее, наблюдая за Сикаморо.
– И что теперь с ним делать? – брезгливо посмотрела на японца Люся. – Говорить об отношениях?
– Люся, тебе не кажется, что он немного не в себе?
– Да, как-то не очень хочется связывать себя с мокрым сумасшедшим.
– С сухим тоже бы не хотелось, но что делать?!
Они не успели ничего сделать. Навороченная японская техника, не боящаяся ни воды, ни огня, запикала в кармане мокрого пиджака Сикаморо, и он рысью бросился к оставленной у входа иномарке. Подруги бросились за ним следом, но поймать машину не смогли. Как ни странно, не помогла даже яркая Люськина юбка, задранная практически до пояса, мужчины, проезжающие рядом с ВВЦ, на нее не велись.
– Вызовем лихача? – Люся покрутила в руках обретенную час назад визитку.
– Все равно уже не успеем, – пожала плечами Светлана. – К тому же все, что нужно, мы узнали. Фонтан как-то связан с обоими мужчинами. Я думаю, если нам не удастся проследить дальше за Сикаморо, то после моего рассказа Макс обязательно все вспомнит. Все или, по крайней мере, то, что связано с японцем. К тому же у нас есть Пушкин.
– И Топа, – чему-то улыбнувшись, напомнила Люся. – Если что, то мы можем попросить его проследить за японцем.
– Нет, – не согласилась с ней подруга, – ему поручим отслеживать Викторий с божественной фамилией. Среди них должна же оказаться та, у которой совсем еще недавно был Михаил!
– Должна, – кивнула Люся, – но это не факт. Может, у нее тоже отбило память?
– Придется ударить ее по голове, чтоб все вспомнила, – мстительно прошипела Светлана, чувствуя в этой женщине потенциальную соперницу.
– Придется? – испугалась Люся. – Мы что, станем драться?! Подруга, ты спятила! Устраивать мордобой из-за мужика? Это не приведет ни к чему хорошему.
– Да, эта стерва не приведет ни к чему хорошему, – вздохнула Светлана.
Они вернулись на лавочку и принялись обсуждать сложившуюся ситуацию. Она сводилась к одному-единственному обстоятельству: выяснению, кто они, стервы или лохушки. Такой принципиальной классификации подверглись все особы женского пола у Людмилы Малкиной. Себя она считала стервой. Подруга на ее глазах превращалась в бесхребетную лохушку, чего она не могла допустить ни в коем случае. Та артачилась, перекладывала с больной головы на здоровую, объясняла свое поведение большим чувством и наплывом эмоций и лохушкой называться категорически отказывалась. Светлана клятвенно обещала подруге, что после того, как поможет форварду найти самого себя, отпустит его на полную свободу выбора и после вероятного ухода не проронит ни одной слезинки.
– Не верю, – как великий Станиславский говорила Люся и вредно щурила свои зеленые глаза. – Ты была готова прыгнуть в фонтан следом за японцем, схватить его за грудки и вытрясти из него признание, сама не знаешь какое. Что тебя сдержало – и не знаю.
– Если бы он позвонил и сказал мне «Прыгай!», то сегодня я бы прыгнула. – Светлана испугалась собственных слов. – Сегодня. Но он не звонит. И я не ручаюсь за то, что будет завтра. Люся, я так стараюсь его забыть! Так стараюсь! Ну, не так как он, конечно же, не совсем так.
– Старайся. – Люся сжала ее руку. – Старайся не поддаваться этому красавчику. Еще неизвестно, в чем он тебе соврал. А если во всем?!
В это верить отчаянно не хотелось.
Как только Светлана вернулась домой, раздался звонок в квартиру. Она с замиранием сердца пошла открывать дверь. Чуда не случилось, на пороге стояла мама с незнакомцем. Парень был похож на оторванного от сохи крестьянина с большими удивленными глазами. Светлана поморщилась и вспомнила, что на днях мама предупреждала ее о том, что к ним приедет родственник, Светланин троюродный брат. Светланин кандидат на семейное счастье. А вдруг мама не шутит, вдруг оно и свершится?
Мама сунула ей родственника за дверь и заявила, что собралась в гости к своей приятельнице. Это был запрещенный ход. Светлана пожала плечами, проводила маму до лифта злым взглядом, но выставлять родственника за дверь не стала. Если она пускает в свой дом незнакомцев, то родственника должна принять с распростертыми объятиями. Но только как родственника.
Светлана улыбнулась и провела его на кухню. Она знала, что мужчину, прежде чем начинать с ним говорить о погоде, следует накормить. Поставив перед ним тарелку с холодными котлетами и салат, она уперла руки в подбородок и «впала в детство». Колю она знала с юных лет, когда каждое лето проводила в деревне у тетки, маминой сестры, пока та устраивала свою личную жизнь. Личная жизнь у нее так и не устроилась, зато участились набеги деревенских жителей на их столичные квартиры. Москву за то время, пока росла Светлана, успела посмотреть вся деревня – в какой-то мере все они оказались их родными и близкими. Когда Светлана выросла и переехала в бабушкину квартиру, набеги родственников производились на маму. Изредка, как это случилось сегодня, она приводила гостей к ней.