Женихи из Мадоры
Шрифт:
– Так, хватит шутки шутить, не за тем приехали, – высокий незнакомец поднял руку, успокаивая подельников. – Ты кто такой на самом деле?
– Я? Человек! Живу здесь. А что?
Высокий оглянулся и тут же мужчина с заячьей губой пошёл к машине, вернулся с монтировкой в руках. Ещё один с монтажными когтями электрика на шее открыл дверь подстанции, дёрнул на себя ручку рубильника, отключил линию.
Всё это делалось молча, демонстративно, открыто, с вызовом.
– Вот что, – заговорил вновь Фёдор, заговорил спокойно, хотя всё внутри уже клокотало, кровь отхлынула от лица, губы побелели, во всём теле появилась лёгкость, голова стала чистой, ясной и руки налились небывалой силой.
Это состояние у него всегда предшествовало драке или смертельной опасности, как когда-то в Афганистане в той рукопашной, когда на кон ставилась жизнь.
– Вот что, мужики, чтобы снять провода, вам надо для начала убить меня. А я с этим категорически не согласен! Ставлю в известность, что как минимум двоих из вас отправлю поперёд себя на тот свет дорогу мне прокладывать, а остальным – руки-ноги попереломить смогу на прощание, так что решайтесь.
– А не боишься, дядя? – высокий с ухмылкой смотрел на Фёдора, нервно подёргивая ногой. – Нас ведь больше.
Мужик с монтировкой зашёл сзади, Анисимов шагнул в сторону, вышел из круга, и в это мгновение увидел бегущего через сад Павла.
– А чего вас боятся? Вы ж не кощеи бессмертные и если возьму кого за яйца – враз концы отдадите, – сразу прибавилось уверенности в себе, и тут же прокричал Павлу:
– Зови мужиков, Паша! Подстанцию грабят!
Лоскутов остановился, недоумённо уставившись в толпу у трансформатора, потом все-таки сообразил, что и Фёдору и подстанции грозит опасность, заорал во всё горло:
– Мужики-и! Наших бью-у-ут! Сюда-а-а-а! Мужики, наших бьют! – и кинулся к плетню, принялся вырывать кол.
К крику Павла добавился виз Бульки, за щенком подняли лай собаки, и уже через мгновение над деревней стоял невообразимые крик, визг, шум.
Высокий резко повернулся к своим, решительно направился к машине.
– Заводи! – кинул на ходу мужику с заячьей губой.
Остальные молча заскочили в кузов, закрылись в будке.
Газанув, машина сорвалась с места и направилась прямо по полю в сторону дороги на районный центр, к мосткам, подминая под себя заросли лозы, что попадались на её пути.
Фёдор ещё успел заметить, что номера на машине были сильно замазаны грязью и не читались.
Подбежал Павел с колом в руках, тяжело дышал, поминутно вытирая рукавом пот с лица.
– А что здесь было? Кто это были? – не дожидаясь ответа, снова говорил и говорил:
– А я забыл проверить газ на плите: выключил или нет? Иду, смотрю, тебя окружают. Ну, думаю, прищучили Федьку. Так я бегом, а тут и ты кричишь. Ну, дак я давай блажить на всё деревню, да кол ещё.
– Молодец, Паша, вовремя ты нарисовался, – Фёдор только сейчас начал осознавать, какой опасности подвергался. – И, главное, понял меня, закричал. Молодец, Пашка! А то я уже думал, что трудненько мне придётся.
– И что, против четверых пошёл бы, Федька? Неужели?
– Так они, гады, подстанцию отключили и собрались провода снимать со столбов. А я помешал. Вот и думай: пошёл бы или нет? Неужели без света сидеть? Перед этими шавками голову гнуть? Да никогда!
– Ох, и отчаянный ты, Федот, ох, и отчаянный! Я бы так не смог. Неужели не боязно было?
– Честно?
– Конечно! А ещё как бывает? Нечестно? Или так себе?
Павел облокотился на кол, с интересом смотрел на соседа.
А тот не стал сразу отвечать, повернулся, пошёл к подстанции, включил рубильник, закрыл дверь, поднял кусок проволоки с земли, замотал её, и только после этого снова заговорил:
– Надо будет замок на дверь нацепить. Хотя, если захотят, сорвут и замок.
– Так ты не ответил, Фёдор Николаевич: коленки не тряслись, нет?
– Честно скажу Паша, а ты уж сам решай – трусил я или нет. Не поверишь, – и тон, и выражение лица Фёдора вдруг стали мечтательными, помолодевшими, глаза загорелись, даже румянцем взялись щёки – таким Лоскутов соседа ещё не видел.
– Вдруг на мгновение показалось мне, что я не дома, не у себя за огородом, и не один. И не подстанция это вовсе, а перевал, что держал наш десантный взвод там, в Афганистане.
Тогда, по правде говоря, охранение наше проспало «духов», двое бойцов жизнями поплатились за это сразу же. А вот третий поднял нас, хотя уже и поздно: почти на наши позиции ворвались душманы. Однако не врасплох, и то хорошо. И мы сошлись, Паша. Как же мы сошлись, соседушка?!
Рассказчик замолчал, поднял к верху разом повлажневшие глаза, с силой ударил рукой об руку.
– И-э-эх, Паша! – голос Фёдора дрожал, вибрировал. – Как мы сошлись! Чертям тошно стало, так мы сошлись! Видно, «духи» не рассчитывали, что восемнадцатилетние пацаны так умеют драться. Среди нас только взводный лейтенант Воскобойников постарше был, ему двадцать три стукнуло как раз на перевале. Он после общевойскового военного училища сразу к нам попал. А остальные дети ещё, пацанва безусая после учебки. А у душманов мужики зрелые, крепкие, тридцати-сорокалетние, натасканные американскими инструкторами. Звери, одним словом. Но и мы… это… не лыком это…
Фёдор снова замолчал, только скрежетал зубами, да желваки бегали по побледневшему вдруг лицу.
– А дальше-то что, Федька? – Павел застыл с раскрытым ртом, уставившись на соседа.
– А дальше, Пашка, самое страшное, – Фёдор снова ударил рукой об руку, сделал глубокий вдох, задержал дыхание. – Почему-то забыли про оружие. То ли не до него было? Они-то, духи, нас, считай, сонными застали. Как бы то ни было, Павел, дрались мы ножами да голыми руками. Некоторые камни-булыжники ещё успели в руку взять. На кон-то ведь жизни поставлены, и переигровки не будет: тут или выиграл, или проиграл. Вот такой выбор…
Был я старшим пулемётного расчёта, первым номером, а со мной был вторым номером Вовка Баранов с Алтайского края. Двое душманов на нас свалились из-за камней с ножами в руках: один – на меня, другой – Вовке достался.
Конец ознакомительного фрагмента.