Женитьба Корбаля
Шрифт:
— Я полностью согласен с вами, — категорично заявил тот. — Здесь все предельно ясно, и вывод напрашивается сам собой.
Губы Шовиньера чуть заметно дрогнули.
— Граждане доктора, для юриста лестно услышать, что его гипотезы подтверждаются людьми науки. Я попрошу вас дать свое заключение о психическом состоянии этой гражданки, чтобы общественный обвинитель разрешил перевести ее в госпиталь, скажем, в Аршевеше.
— Абсолютно справедливое решение, — сказал низенький доктор.
— И очень гуманное, — добавил его коллега.
— Вот именно, — сказал Шовиньер. — Ни гуманность, ни справедливость не разрешают привлекать эту несчастную к судебной
Высокомерно, словно старорежимный князь, он кивком головы отпустил докторов, и те раболепно склонились перед ним.
— О, подождите! — неожиданно вскричала мадемуазель де Монсорбье, вскакивая на ноги. — Месье, месье!
Но доктора, повинуясь повелительному жесту депутата, уже направились к выходу. Шовиньер не спеша повернулся к девушке и пристально посмотрел в ее бесстрашные глаза.
— Вы считаете, что я сошла с ума? — с вызовом спросила она.
Он отметил про себя ее мужество, оценил проницательность и интуицию, и она показалась ему еще более желанной. Она была слишком хрупкой и утонченной, чтобы привлекать внимание любителей грубых плотских наслаждений, и в ее гибком, стройном теле ощущался дух, который никогда не покорился бы пошлости и вульгарности. Шовиньер считал себя знатоком в таких вещах. До революции он, подобно многим из тех, кто сейчас находился у власти, был адвокатом-неудачником; но, по его собственному мнению, в душе он всегда оставался поэтом, эпикурейцем note 7 и знал, как быстро приедается телесная красота в отсутствии красоты внутренней.
Note7
Эпикуреец — здесь: человек, видящий цель и смысл жизни в удовольствиях, наслаждениях
И ее отважное поведение в эту минуту, презрительный взгляд и дерзкие слова подсказали ему, что он не ошибся в ней. Он слегка улыбнулся.
— Стоит ли оспаривать то, что спасет вас от гильотины? Впрочем, если вы продолжаете упорствовать в своем желании отправиться на эшафот, то вас с полным основанием можно назвать сумасшедшей.
— Месье, могу я хотя бы узнать, чем вызван ваш интерес к моей особе и такая забота о моей жизни?
Темные брови Шовиньера поползли вверх, и слабая, задумчивая улыбка появилась на его лице, придав ему почти доброжелательно-приятное выражение.
— Citoyenne, вы задаете слишком много вопросов; значительно больше, чем позволяют правила приличия.
Он приподнял шляпу с перьями, слегка поклонился и, гордо подняв голову, пошел прочь, будто не замечая расступавшихся перед ним аристократов и намеренно игнорируя как угрожающе-злобные взгляды мужчин, так и оскорбительное поведение женщин, которые торопливо, словно боясь, что их осквернит случайное прикосновение, подбирали свои юбки, когда он проходил мимо.
Шовиньер был не из тех, кто, поставив перед собой цель, станет беспокоиться о мелочах.
Глава II
Гражданин депутат Шовиньер, представитель Неверского note 8 избирательного округа в Конвенте, всегда отличался рвением в служении
В сопровождении Базире, дежурного врача, он внимательно осмотрел палаты больницы и нашел их чудовищно переполненными, а общую атмосферу заведения чрезвычайно вредной для здоровья.
Note8
Невер — город на востоке Франции, на реке Луаре, у впадения в нее р. Ньевр; центр департамента Ньевр, включившего в себя бывшую провинцию Ниверне
— Это бесчеловечно, — перепугав доктора своей безапелляционностью, заявил он, когда они миновали очередной зловонный коридор. — Ведь вы имеете дело не со зверями, а с людьми; еще не будучи осуждены народом, они подвергаются у вас худшему наказанию, чем то, которого действительно заслуживают. Люди валяются на соломе, как свиньи, и некоторые из них умирают только из-за того, что вы набиваете по шестьдесят человек в палаты, где и тридцати было бы тесно. Это негуманно; даже тираны не опускались до такого варварства.
Дородный Базире задрожал всем телом.
— А как мне поступать, гражданин депутат? Ежедневно власти присылают мне все новых и новых больных из переполненных тюрем, а куда же я их дену? У меня нет иных помещений, кроме тех, что вы видели, и я не в состоянии пристроить новые крылья к Аршевеше.
— Но вам вполне по силам содержать в чистоте хотя бы то, что имеется в вашем распоряжении; и извольте не дерзить мне, я этого не переношу. Дерзость говорит о недальновидности ума.
— Я? Как я могу дерзить вам? — заплетающимся от страха языком пробормотал доктор. — Гражданин депутат, позвольте заверить вас…
— Перестаньте! — повелительно оборвал доктора Шовиньер. — Еще меньше мне нравятся проявления подобострастия. Время Капета note 9 кончилось; нет больше ни хозяев, ни слуг, люди стали свободны и равны, и те, кто хочет жить в грядущем веке Разума, когда все будут братьями, должны забыть о прежних привычках. Вы поняли?
— Конечно, гражданин депутат…
— Поздравляю вас, — процедил Шовиньер с высокомерием, которое не позволил бы себе и турецкий султан в разговоре со своими рабами. — Идемте же дальше. Что находится у вас наверху?
Note9
Капет Гуго — французский король, основатель династии Капетингов (987-1328); все последующие королевские династии Франции, в том числе свергнутая Великой французской революцией династия Бурбонов, являются побочными ветвями Капетингов; здесь автор имеет в виду Людовика XVI, которого после низложения называли «гражданином Капетом»
— Наверху? Ах, наверху! — стушевался доктор, решивший было, что инспекция закончена. — Ничего достойного вашего внимания.
— Для усердного слуги народа не существует ничего, что было бы недостойно его внимания. Хорошенько запомните это, гражданин доктор.
Окончательно запуганный доктор молча поклонился. Поборник свободы и братства тем временем продолжал:
— Проводите меня туда, прошу вас. — Он указал рукой вверх. — Сегодня же вечером я сделаю в Конвенте доклад, в котором изложу все, что увидел здесь. Этому безобразию необходимо положить конец.