Жениться и обезвредить
Шрифт:
Мы глянули друг на друга, на разобиженную физиономию Филимона Груздева и заржали уже одновременно. А мгновение спустя к нам присоединился и подхалимистый смех дьяка, верноподданически изобразившего примёрзшую к полу чайку.
На шум и гогот вломились царские стрельцы, ошибочно приняв утирающего слёзы Гороха за огорчённого, тут же предложили отвести «смутьяна-участкового» в тюрьму. А потом сами же извинялись, говорили, что и они не без понятия, а в тюрьме для «дорогого сыскного воеводы» уже и стол накрыт, и рюмка налита, и перина настоящая, пуховая расстелена, сами старались, ведь не для абы кого…
В общем, с государем прощались
— Да в порядке она, — чуть досадливо отмахнулся царь. — В государственные дела не лезет, мне не мешает, в ласке… ну, сам понимаешь, послушная да нежная, претензиев нет.
— А кимоно себе уже сшила? — улыбнулся я, но Горох мигом помрачнел.
— Не сшила. И не думает! Считает, будто бы я тут в детские игры играю. Попрекать не попрекает ещё, но смотрит так, словно… У-у, зануда австрийская!
— Ладно, вмешиваться не буду, не в моей компетенции.
— И правильно… С докладом-то забегать не забывай. Саёнара.
Стрельцы с шутками проводили меня до ворот, пора и честь знать. А вот за воротами меня ждала карета немецкого посла. Учитывая, что сам Кнут Гамсунович не так давно был у нас с заявлением, я не особенно удивился. Дверцы гостеприимно распахнулись, приглашая меня внутрь. Я охотно влез…
— Добрий день, мой ферний дрюг полицай! — приветливо протянула мне сильную руку матушка императрица. — Ви идти в старий терем фашей милой бабушка?
— Э-э, да, — неловко огляделся я. — А посол где, под сиденьем спрятался?
— Найн, герр Шпицрутенберг любезно одолжил мне свой карета, прокатиться.
— В смысле? У вас что, своей царской нет?!
— Ви позволите довезти фас до отделения? — не ответила она.
— Ну спасибо, конечно. А вам по дороге?
— Я, я… — задумчиво протянула Лидия Адольфина, и мне вдруг показалось, что она сглотнула слёзы.
Как всякий вежливый мужчина, заметивший такое, я не придумал ничего умнее, как всю дорогу развлекать царицу шумным пересказом, как мы с её мужем только что дразнили дьяка Фильку. И вынужден признать, что юморист из меня получался никудышный — за всю дорогу (минут пятнадцать) государыня так ни разу и не улыбнулась. Даже из вежливости к моим потугам. Лицо её было непроницаемо, мысли витали далеко-далеко, а ухоженные пальчики теребили замки дорожного саквояжа. Вот на что мне в первую очередь стоило бы обратить внимание! Каюсь, в тот момент я ничем не проявил своих лучших дедуктивных качеств, хотя весь пасьянс был разложен прямо передо мной и меня едва не тыкали в карты носом.
— Ну спасибо, что подбросили. — Я выскочил у наших ворот, козырнул царице и бодренько поинтересовался у дежурных стрельцов: — Как тут мои, никого не поубивали?
— Никак нет, батюшка сыскной воевода, — улыбнулись еремеевцы. — Бабуля экспертизничать в Немецкую слободу отправилась. Митька на базар убёг ревизию чинить. Фома Силыч в отделении остался, с невестушкой твоей по хозяйству трудится. Все при деле, всё прянично!
— Прянично, говорите… Ладно, поверю. — Мне пришла в голову одна мысль. — А не прогуляюсь ли и я до немцев? Как раз вдвоём и обратно вернёмся. Яга-то давно ушла?
— Дык с полчасика.
Я кивнул и пешим строем двинулся вдоль по улице.
Опуская лишние и ненужные детали моего короткого путешествия до Немецкой слободы, отмечу только, что приняли меня там вежливо и с уважением. Впрочем, как и всегда. Самого Кнута Гамсуновича на месте не оказалось (да он и не обещал вроде), но пожилой староста в добротном синем камзоле и напудренном парике предупредительно провёл меня в посольский кабинет. Бабка уже сидела там в компании трёх грудастых фрау, угощающих её пивом и сосисками, но ни бельмеса не понимающих по-русски. Староста одной короткой командой выпроводил их всех, предложил мне кофе и тактично вышел сам, давая возможность пока с Ягой побеседовать наедине. Наша старейшая сотрудница с лёгким сожалением отодвинула литровую кружку пива, хозяйственно ссыпала пять крепеньких сосисок себе за пазуху (для Васьки, не иначе…) и небрежно подмигнула мне:
— Ну что, сокол ясный, мои дела-делишки тут закончены. Домой пойдём или прям здесь за кофием горьким доклад выслушаешь?
— Давайте уж здесь, не томите. — По одному её тону было ясно, что ничего особенно утешительного бабка не раскопала.
— Вот и слушай, экспертиза моя короткая — все улики нашла, да тока преступную личность по ним изобличить не могу.
— Как это?
— Да вот так! Не могу, и всё тут, — с какой-то отчаянной радостью всплеснула ладошками Яга. — Не складывается у меня ничего, не срастается… То ли старая стала, то ли… В общем, сам суди.
Я отставил кофе и раскрыл блокнот.
Некоторое время моя домохозяйка молчала, полуприкрыв глаза и беззвучно шевеля губами.
— Значитца, так вот оно выходит, — наконец определилась она. — Слободу Немецкую и впрямь дрянью всякою закидали. Энто к приходу моему местные уж везде порядок навели, всё отмыли, отдраили, а запашок соответственный одеколоном залили. Не соврал посол ни на капельку — было тут осквернение. Хоть правильнее было б сказать: действие хулиганское. Энто факт!
— Кого подозреваете?
— А вот энто уже иной вопрос… Не человек тут бедокурил, не людскими руками всё безобразие сотворилося. Слобода на ночь надёжными замками заперта, со всех сторон забор тесовый, охрана, псы свирепые, абы как внутрь и не прошмыгнёшь. Да и мыслимое ли дело хоть одному, хоть пятерым смутьянам куражу ради через все препоны пролезть да ещё почитай вёдер десять дерь… ох, прости мя господи!.. гадости энтой особой перетащить да везде понаотметиться?!
— Значит, магия?
— И да, и нет… — уклончиво ответила бабка. — Чародейство тут имелось, спорить не стану. А вот чьё, откуль взялось да с чего, зачем, почему и кто ейный хозяин — про то мне неведомо. Всё обсмотрела, обнюхала, а тока причины найти не могу. Не везёт мне чтой-то, Никитушка…
— Не везёт… — Я с лёгким раздражением захлопнул блокнот, записывать было почти нечего. — Не везёт — это понятие необъективное. Его к делу не пришьешь и в протокол не поставишь. Мне вон со вчерашнего дико не везёт, а что делать?
— С невезением-то? С ним, милок, ничего не сделаешь…
— Тогда поблагодарим старосту за хлеб-соль, кофе и сосиски, а нам в отделение пора, — приподнялся я.
— И то дело, — кряхтя, встала глава экспертного отдела. — Митенька-то где?
— На базар пошёл, ревизия у него.