Жениться и обезвредить
Шрифт:
— Ты давно умный такой? Царь ведь зовёт, не кто-нибудь! Может, ему особый совет нужен?
— Вот только не надо делать акцент на слове «особый», — поморщился я, потому что идти всё равно придётся, а желания… ну ни на грош.
Меня спас Митя, вернувшийся от Новичкова. Правильно, чего ему там долго делать, сопроводил художника, помог донести портреты и рысью назад в родное отделение…
— Вон пусть Митька сходит! Он у нас спец по психоанализу, развлечёт царя-батюшку схемами и тестами до полного удовлетворения. А мне нельзя, у меня тут экспертиза важная, требуется личное участие.
Фома
Митя тоже приказу не удивился, выпросил лишь денежку на пряник печатный, чтоб не без подарочка в царский терем идти. Денежку я ему дал, целый рубль, но посоветовал вместо пряничка купить в китайской лавке соевый сыр тофу или зеленый чай с лимонником. При теперешних вкусах Гороха это будет гораздо более в тему.
…В горнице было тихо и темно. Олёна занавешивала окна, а бабка выстраивала на столе непонятную конструкцию из колб, гнутых трубочек, перегонных кубов, змеевиков и прочих стеклянных прелестей. Более всего оно походило на самогонный аппарат тройной степени очистки с молоком. По крайней мере, сколько я разбираюсь.
В ответ на мой безмолвный взгляд Яга так же молча приложила сухонький пальчик к губам, кивком головы указывая мне на скамью. Я тихо примостился поближе к печке, раскрыв потрёпанный блокнот. Наша эксперт-криминалистка вытерла руки передничком, прочла коротенькую молитву, сотворила крестное знамение и подмигнула коту. Вася, молча и важно шествуя на задних лапах, вынес из моей комнаты стеклянную банку с надёжно запечатанным в ней привидением, торжественно водрузив её на стол.
Призрак возчика смотрел на нас злыми, бесцветными глазами, уменьшившись раз в двадцать, но не потеряв ни грамма ничем не оправданной ненависти. Это от скудоумия, такое бывает, иногда обида на весь мир за что-то недополученное так захватывает отдельно закомплексованного человека, что спорить бесполезно, ему уже ничего не докажешь. Медицина здесь бессильна, он и на Страшном суде будет препираться с ангелами и хамить «прокурору», если вы понимаете, кого я имею в виду…
— Ну что ж, девонька, иди-кось поближе, — весомо произнесла бабка. — Я тя научу, как из мужиков правду клещами вытягивать. Щас мы ему трубку-то вставим…
Вася, вздрогнув, попятился ко мне, Назим вообще не подавал признаков жизни, ему и за печкой не дует. Вспыхнул огонь, затрещали свечи, забулькала разноцветная жидкость в колбочках, а наша специалистка по чародейству и колдовству, умело проткнув промасленную бумагу, запечатывавшую банку, быстро сунула туда стеклянную трубку. Несчастный и пикнуть не успел, как был засосан внутрь, и ругательски ругался на нас, уже винтообразно прокручиваясь в змеевике. Слов слышно не было, но эмоциональная окраска повышенной крепости чувствовалась однозначно…
— Ну что, мил-человек, — задумчиво сощурилась Яга, — добром на вопросы отвечать будешь али огоньку с газами серными прибавить?
— Бабуль, он нас «волками позорными» обозвал, — безошибочно угадал я артикуляцию губ орущего возчика.
Олёна кивнула и молча
— Чегой-то он там опять выражается, Никитушка?
— Э-э… если я правильно понял, то «козлы драные» и «фараоны египетские», «…колготки парижские!».
— Какие-какие — парижские? — не поверила Яга. — Нешто так и сказал?!
— Именно так, «колготки парижские!», — краснея, признал я.
Бывший гражданин Брыкин через колбу в знак подтверждения показал нам язык, начиная заметно синеть от холода.
— По-разному меня мужики костерили, и было порой за что, однако же совесть и патриотизм имели… Но чтоб «…парижскою» назвать?! Да при девке молодой, которая небось слов-то таких и в пьяных кабаках не слыхала!
— Может, он «коготок» имел в виду? — осторожно вступилась бывшая бесовка, но бабка была неумолима:
— Нет ему за таковое обзывательство моего сострадания. Лей самогон, Олёнка! Лей, кому говорят!
Новая струя пара, ещё один пролёт в змеевике, чмокающий звук всасывающегося воздуха — и замёрзшее привидение оказалось в большущей банке, почти доверху заполненной мутным крестьянским самогоном.
— Три минуты, — авторитетно заявила Яга, присаживаясь на край скамьи и вытирая платочком бисеринки пота с бородавки на носу. — А через три минуточки сам запоёт, да так, что тока успевай протоколы составлять. Уж я-то такую породу знаю…
На самом деле возчик заговорил гораздо раньше. Видимо, эфирные существа подвержены спиртным ароматам в куда большей степени. Тем паче алкоголь проникал в его суть отовсюду, массово и без закуски. Голосок доносился слабо, с длительными перерывами и спотыканиями, но основную суть я всё-таки успел записать.
Итак, гражданин Брыкин заметил мою невесту с первого дня её появления в обозе и, будучи натурой увлекающейся, тщеславно поспорил с товарищами, что «уломает девицу ещё до города». Олёна дважды вежливо и один раз грубо (физически) дала понять, что едет замуж к любимому человеку. В ту же ночь к возчику прилетел чёрный ворон, говорящий человеческим языком. Имеет смысл продолжать или так почти всё уже ясно?
— И грит мне… мол, это… дай ей вона… орешек! Как разгрызёт — вся твоя! Мне чё… сложно было? Позвал я её… жду у берёзы… жду… жду… Чё жду? А я знаю?! Ну девку жду… орешек в руке… а её нет… Да тьфу, думаю… щас пойду… да как дам ей оглоблей вдоль хребта — небось зауважает… Пока думал… орех разгрыз… А оттуда как шибанёт!
В себя он пришёл уже сидящим на берёзе. К тому же по иронии судьбы на той самой ветке, где висело его, увы, безжизненное тело. Больше не видел и не знает ничего. Объяснить, какую девушку могли заметить купцы, внятно не может. По его словам, абсолютно никого там у берёзы не было. На мою жизнь покушался от отчаяния и по причине «неупокоенности души». А по зрелом размышлении на пьяную голову даже готов извиниться, потому что «был неправ»…