Женившись – не забудьте развестись (сборник)
Шрифт:
ТАМАРА (девушкам). Правильно говорит, враг! Придешь на танцы в ДК, подходит к тебе – плюнуть не на что: шибзик, вот как этот (указывает на НЕПТУНА.) Образование 7 классов – ну турок! А у меня – техникум. Так он подходит ко мне, будто одолжение делает! (ОФИЦИАНТКЕ.) Замужем?
ОФИЦИАНТКА. Была.
ТАМАРА. Пьющий?
ОФИЦИАНТКА. Да нет, лунатик. Поженились… Я его прописала… Чуть ночь – сразу к окну, на крышу хочет уйти – лунатик. Пришлось разменяться…
В Кунцево теперь кукую.
ТАМАРА. А ты в организацию к нему сообщи! Они там живо проверят, какой он лунатик! Мамаша мне всегда говорит: «Не верь им, врагам!» Я вон с одним студентом встречалась, так мамаша сразу сказала: «Ты, – говорит, – в общежитие к нему ходила, ты проверяла, какой он студент?»
ОФИЦИАНТКА. И не студент оказался?
ТАМАРА. Студент. В том-то и дело! Так что ты думаешь? Я проверяю, а он мне грубое слово! Какой из него муж выйдет?
Настоящий муж – ты его оскорбляй, не оскорбляй, – он молчит. Ты его опять оскорбляй – он зубами скрипнул и опять молчит! (ГЕНЫЧУ.) Ну что ты все время на меня смотришь, враг?
ГЕНЫЧ. Я… Я так… (Шепчет.) До чего похожа, а? (НЕПТУНУ, словоохотливо, не спуская глаз с Тамары.) Я ведь давно покончил со всеми сердечными привязанностями, чтобы не было ненужной болтовни… Оставил одну – в «Книгах» она работает, так сказать, жениться на ней не собирался. Ну, на этой почве у нас ссоры были сначала, потом приутихли. Она вроде поняла, кто я, я – кто она… Но вот недавно встретил… Ну копия! (Глядит на Тамару, шепчет себе.) Ну… копия! Ну… одно лицо! Только моя в макси… (Разглядывает Тамару.) Видение! Наяву!
НЕПТУН (стонет). Улита! Она! Снится, небось. (Рыдает, вытирает глаза салфеткой.) Закроем глаза, Димьянушка, чтобы сон не исчез. Может, и тебе твоя пригрезится… Ведь и у тебя – все то же.
ОН (рыдая). Поссорился я с ней… негодяй, мерзавец… Мерзавец.
НЕПТУН и ОН, обнявшись, засыпают.
ГЕНЫЧ. А я что – рыжий… И у меня – то же. (Мгновенно засыпает рядом.)
НЕПТУН (сквозь сон, шепчет). Будем «кучковаться»…
ГЕНЫЧ (бормочет во сне). Серов – девятый!
Они спят…
Музыка. Тихонько танцуют девушки.
ОФИЦИАНТКА (танцуя с Тамарой). Устали парнишки. Такая жалость меня почему-то к ним охватывает… Вот люблю я их жалеть… Всех их жалею… И этих жалею… И супружника – лунатика… (Помолчав.) А так счастья хочется…
ТАМАРА (мягко). Спят, турки, спят! Убрать за ними надо, девчата. Все-таки тоже люди, елки зеленые! (На цыпочках разводят спящих на свои места.) Плохонькие какие… А иногда думаешь… ну что поделаешь: хоть плохонький, да свой. (Уходит.)
Стук часов. Время.
ОНА. Вот и кончились милые фантазии… Дождались.
ОН. Обычные фантазии не очень счастливых мужчин. Где-то там за семью морями живет простодушная, не очень умная, но обязательно очень миловидная… даже красивая Она. И однажды она меня встретит и тотчас в простодушии своем полюбит и станет моей простодушной… но очень миловидной и почти красивой подругой. Она не будет ежедневно сообщать мне о моем несовершенстве в надежде убедить меня, наконец, что я не Эйнштейн, а обыкновенный подлец. Она… (Замолкает.) Да… Но таковой вот в реальности не оказалось…
ОНА. Ай-ай-ай, не оказалось… И где ж ты шлялся в этот вечер… в реальности…
ОН. В скучной реальности… я попросту отправился к своему бывшему преподавателю профессору Григулису.
НЕПТУН (просыпаясь). А мюзикл опять скоро будет?
ОН. Тсс, Нептуша! (Ей.) Мы увлеченно говорили с ним, как всегда, про умные вещи: про греческих поэтов Антипатра Сидонского и еще Антипатра Фессалонинского, про тайного советника Гете и его друга Эккермана… Гете мысль скажет, а Эккерман ее раз – и запишет… Про медика Ганса Селье и биолога Дельгадо, склонного к излишней сенсационности, и про композиторов – Вивальди, Иоганна Себастьяна Баха, Николая Римского-Корсакова, его друга Модеста Мусоргского, а также про сонату си-бемоль-мажор опус 22324… Да, мне казалось, что я в жабо и держу цилиндр на отлете… Такие у нас всегда были с ним интеллигентные беседы…
НЕПТУН. А у меня – то же… Как встречусь с Цыбулькиным – знаешь, который бармен-то, – всегда что-нибудь ценное от него услышишь… Цыбулькин все ценные мысли на бумажку записывал – и в коробку из-под зефира их складывал, хранил. Иногда такую мысль из «зефира» скажет – закачаешься. Идем мы втроем: я, шофер 1-го класса Ромашко и Цыбулькин, а Цыбулькин вдруг останавливается и спрашивает: «Скажи, а правда, Черчилль пил?» Ну что, кажется, ему до Черчилля – ан нет, интересуется. А какие истории про любовь у него в «зефире» лежат! Например: в давние времена жила-была девушка небывалой красоты, и полюбила она простого парня по имени Петр. Но злой хан воспрепятствовал. Тогда девушка взошла на высокую гору и с криком: «Ай, Петря!», что по-древнетатарски значит «Где ж ты, Петя, приходи быстрее», бросилась со скалы. С тех пор эта гора называется «Ай-Петри».
ОН. Подремли, Нептуша. (Ей.) Итак, мы разговаривали с профессором Григулисом, пили чай. Я смотрел на его жену, пребывавшую в восторге после греческих стихов то ли Антипатра Фессалонинского, то ли Антипатра Сидонского… и думал, как замечательно: сидят два любящих интеллигентных человека… и при этом совсем не похожи на боксеров, готовых лупить друг дружку без передышки, сто раундов подряд… И тут я, естественно, подумал…
ОНА (насмешливо). Обо мне! Ты ведь меня любил!
ОН. Да! И поэтому – дикая, бредовая, комическая мысль вдруг пришла ко мне! А если вдруг какой-нибудь пьяный по ошибке забредет в наш дом, перепутает дверь и постучит, а она доверчиво откроет, потому что подумает, что это я… И я в ужасе вскочил посреди беседы о тайном советнике Гете и его лучшем друге Николае Римском-Корсакове…
ОН (ей). Ау!.. Я вернулся посреди ночи.
ОНА поворачивается и обнимает его.
ОН. Почему ты не спишь?
ОНА. Я ждала одного человека…