Женившись – не забудьте развестись (сборник)
Шрифт:
ГОЛОС. Ты где встречаешь Новый год?
ОНА. Понятно, дома. Когда женщина одинокая, ее в компанию не зовут. Замужние боятся… А кавалера свободного где найти – мужиков вон на дедов морозов не хватает.
ГОЛОС (помолчав). А может… вдвоем? Встретим, а?
ОНА. Видать, плохи дела с твоей куропаткой… Нет, Апокин, отвстречали мы с тобой новые года. Я другого человека сегодня жду.
ГОЛОС. Интересно, кого же?
ОНА. Никак, ревнуешь? А я тебя всегда ревную. Вот люди: сто лет назад разведутся, уже семьи другие – а все ревнуют. Потому что все люди – собственники… Апокин, я жду настоящего мужчину.
ГОЛОС. Интересно взглянуть. Всю жизнь хочу увидеть «настоящего мужчину».
ОНА. Покажу со временем… А сейчас… хочешь, Апокин-родственник, я тебе его письмо почитаю? Чтобы ты понял, как пишут настоящие мужчины. Прости, только герань с окна сниму, а то она у форточки стоит – простудится, боюсь. (Переставляет цветок.) Слушаешь?
ГОЛОС. Слушаю.
ОНА. Это его первое письмо. (Читает.) «Дорогая Аэлита Ивановна! Пишет вам из мест заключения недолгий ваш знакомый Скамейкин Василий Иванович. Представляю, как сейчас вы поморщились, прочитав мое имя. Но не написать вам не могу, совесть не позволяет, потому, Аэлита Ивановна, уважаемая, не идет из головы у меня наша встреча».
ГОЛОС. Да это же аферист твой! С ума сошла, да?
ОНА хохочет.
ОН. Совсем спятила, да?
ОНА. Тсс, Апоша-родственник. Не болтай о том, чего не понимаешь. Продолжаю. (Читает.) «Век буду жить – не забуду вашей доброты. Век вас за нее благодарить буду. Если вас интересует, как я живу, – отвечу стихами:
А мы живем с подъема до отбоя,Смеемся, плачем и грустим.Пусть нас за то не любят люди,Мы это им простим.Говорит народ:
«Не страшна тюрьма – страшны в ней люди».
Так было, есть и будет.Но есть, конечно,Исключенье из этой мудрости людской.Ведь в нашей келье маленькой и теснойЖивем мы дружной крепкой семьей».ГОЛОС. Ты дура, да? Ты… ты… идиотка, да?
ОНА. Не мешай читать! (Читает.) «Дорогая Аэлита! Я мечтаю вступить с вами во взаимно-дружескую переписку. После всего это может показаться наглостью с моей стороны, но я думаю, ваша добрая душа все поймет и простит. Если решитесь мне написать – вышлите, пожалуйста, ваше фото. Пусть оно помогает и ободряет меня в нелегком моем пути к честной и новой жизни…
Опять хочу сказать стихами:
Живем и верим в будущее наше,И дружим мы на зависть людям,Которые забыли нас давно.Что же касается ваших денег, не тревожьтесь, выйду – верну. Нет, деньги отдать, Аэлита, уважаемая, просто, а вот как отдать высокие душевные качества – чуткость и благородство?»
ГОЛОС. И ты ответила, дура помешанная?
ОНА. Ты что обзываешься, что я, собственная, что ли? Народ что говорит: оступился человек – протяни ему руку… Вот так! Три года переписывались, сто четыре письма получила и одну телеграмму сегодня.
ГОЛОС. Да он же старик. Ему пятьдесят лет, наверное!
ОНА. Пятьдесят девять, Апокин. Но мне это нравится. Да, я хочу почувствовать себя… молоденькой женщиной… Да! Чтобы у него, наконец, не было мамы, которая будет мне объяснять с утра до вечера, как должна заботиться о его печени и почему недостойна ее любимого сына.
ГОЛОС. Он же аферист! Он тебя обманул!
ОНА. Неужели? А ты разве меня не обманул?.. Знаешь, меня сколько обманывали? Так что лучше не будем… И главное, я ему нужна… Недаром между нами сразу возникла «несказанность»… Но это слово ты не поймешь… Короче, поздравляй меня…
ГОЛОС. Да ты что?
ОНА. Ты уже все понял. Он приезжает! Под Новый год – принц желанный! Представляешь, дал телеграмму: «Не встречай. Буду в одиннадцать вечера». Эх, Апоша, если бы ты приезжал «оттуда» – тебя, наверное, встречали бы: мама с теплым пальто, я с лекарствами от печени. Мы встречали бы тебя, как самолет, который идет на аварийную посадку.
ГОЛОС. Царапай, царапай!
ОНА. Да, пусть ему пятьдесят девять, он – Жан Габен! Ясно? Настоящий мужчина может начинать жизнь в любом возрасте, и его можно полюбить в любом возрасте.
Звонок.
ОНА. Слышишь? Слышишь?
ГОЛОС. Слышу, слышу.
ОНА. Ну прощай! Прости, что называла тебя Адольфом Гитлером. Я желаю тебе счастья в семейной жизни и вновь обрести твою двадцати – сколько-то – летнюю курицу.
Звонки.
ОНА. Слышишь, как настойчиво звонит? По-мужски! Жан Габен звонит, сразу ясно! А что ты мне пожелаешь?
ГОЛОС. Ума обрести, хоть немного.
ОНА (вздохнув). У кого бы занять – все было бы жить полегче… Ну прощай.
Вешает трубку, еще раз глядит на себя в зеркало. Открывает дверь.
На пороге – плюгавый смешной человек.
ОН. Здравствуйте.
ОНА. Здравствуйте.
ОН. А вы, стало быть, Аэлита.
ОНА. А в чем дело?
ОН. А я, стало быть, Федя… Зовут меня так… Тапочки дадите? А то наслежу, боюсь.
ОНА оторопело глядит.
ОН. (Снимает туфли и в носках проходит в комнату.) А это, значит, цветок ваш, герань, про который вы писали… С удобрением растите или без?
ОНА. Я что-то не понимаю. Кто вы такой?
ОН. Не признали… А я вас сразу признал. Очень вы на фоту свою похожи. Это редко кто свою фоту посылает. Я с одной переписывался – так она вместо себя Галину Польских мне выслала. А вы хоть на актрису эту… похожая… Запросто и не глядя… могли ее фоту послать… Ан нет, послали – свою… Недаром Василий, уважаемый, всегда говорит: честная!
ОНА. А где же сам… Василий Иванович?
ОН. Да «там» пока. Но скоро выйти должен. Под амнистию он попал.